Ханна Хауэлл - Если он неотразим

— Умная девица, — пробормотал он и улыбнулся. — Нет, и ты это знаешь. От мужчин ждут, что они, как говорится, перебесятся. Я не совсем понимаю, почему мужчину, который соблазнил многих женщин, имел множество интрижек, стал признанным повесой, принимают в приличных домах, но это так. Мужчине нужно совершить какой-нибудь экстраординарный бессовестный поступок, прежде чем его станут избегать. А если он богатый, неженатый, красивый и молодой маркиз, то ему нужно совершить даже нечто большее, прежде чем матери невест перестанут приглашать его на светские приемы. Женщина же может обнаружить, что ее избегают и шепчутся за спиной, даже если просто потанцует или улыбнется не тому мужчине.

— Как это нечестно! Яго, я Вон, несмотря на новое имя по мужу. Только потому, что ты молодой, знатный и неженатый, светское общество терпит и меня, иначе меня никогда не пригласили бы на такие приемы.

— Если бы люди знали…

— Если бы люди действительно знали меня, то тем более никуда никогда не пригласили, разве что в салоны, где от меня потребовали бы ответов на глупые вопросы: верен ли чей-то муж или за кого даме следует выйти замуж. Я стала бы развлечением. Я даже не наследница, которую какая-нибудь мать хотела бы в жены для своего сына. Я просто молодая вдова, у которой достаточно средств, чтобы жить в маленьком господском доме на маленьком земельном участке в нескольких днях езды от Лондона. Такие, как я, — именно тот сорт женщин, которых мужчины вроде Редгрейва хотят иметь своими любовницами.

— Алтея…

— Нет, Яго. Я сама буду решать. Если это глупость, то так тому и быть. Если сердце мое будет разбито — так тому и быть. Когда закончится эта канитель, я с Кейт и Альфредом вернусь в Коултарст. Вот такое будущее, похоже, ждет меня. Будешь корить меня за короткое удовольствие, за попытку расправить крылья?

Яго вздохнул и покачал головой:

— Нет. Ты вдова. Лишь немногие знают, что твое замужество было ненастоящим. А вдовам позволяются некоторые вольности, если они соблюдают осмотрительность. Редгрейв осмотрителен.

— Тогда откуда же все знают, что он повеса?

— Осмотрительность заключается в том, что никто не может доказать происходящее, кроме непосредственных участников, то есть интрижку не афишируют перед каждым любопытным.

— Думаю, я никогда не пойму светское общество.

— И не пытайся.

— И наша беседа только подтверждает это. Пусть Хартли продолжает свои попытки выведать секреты от мадам Клодетты. — Алтея удивилась — оказывается, ей больно даже просто говорить об этом. Она уже догадывалась — ей грозит опасность отдать не только свою девственность слишком красивому маркизу Редгрейву. — Меня бы очень удивило, если бы он смог сейчас находиться в одной комнате с этой дамой. Неужели он не увидел бы кровь на ее руках, может быть, кровь его племянников, ведь это она бросила их одних во Франции, убив всю семью? Должно быть, он пытается придумать, как ему откреститься теперь от этого задания.

— Тебя это так волнует?

— Не могу сказать, что мне будет очень приятно наблюдать за тем, как он очаровывает другую даму, когда мне очень хочется, чтобы свои чары он расточал на меня. Но пусть она понесет справедливое наказание. Не только за жизни, которые она уже взяла, но и за те, которые она только собирается взять.

— Например, жизнь Редгрейва.

— Именно. Помнишь, я видела ее в своем видении, когда держала медальон Жермен? У графини было двое детей, хороший муж, и ее, такую молодую, убивают, чтобы эта женщина могла завладеть драгоценностями. Если бы не сообразительность и сильный характер Жермен, на берегу погибли бы четверо детей. Она убила всех только ради выгоды, и это терзает меня. О да, у нее могло быть множество других причин, помимо простого грабежа и мести, но в глубине души я знаю: все эти причины ничто по сравнению с ее алчностью и тщеславием.

— Почему-то я не верю, что из такой женщины можно вытянуть информацию, соблазнив ее.

— Да, это не поможет. Но начальники Хартли думают именно так, а Хартли, кроме всего прочего, образцовый солдат. Поскольку он не может сообщить начальству, каким образом он получил эти сведения о Клодетте, он, я думаю, продолжит игру.

— Скоро мы увидим, будет ли он играть, — заметил Яго, когда их карета остановилась у элегантного особняка, ярко освещенного факелами. — И он, и мадам Клодетта будут сегодня вечером здесь.

Когда Алтея в сопровождении своего дяди вошла в дом Лорингов, где уже начался пышный бал, она с трудом подавила в себе желание немедленно развернуться и убежать. Умом она понимала, что Хартли только ведет с Клодеттой игру, что ему приказано ухаживать за шпионкой и что, поступая так, он, возможно, найдет ключ, который приведет его к племянникам, но сердце такое понимать не захочет, это Алтея тоже знала. Сердце будет кровоточить всякий раз, как он будет улыбаться Клодетте. Бал, который мог стать еще одним приятным вечером в лондонском высшем свете, очень просто превращался в ужасный кошмар.

— Вижу, ты принял кокетливое приглашение мадам, — сказал Олдус.

Хартли поморщился и кивнул, убедившись, что Клодетта в нескольких шагах от него увлеченно беседует со своей сестрой. Может быть, записка Клодетты и была кокетливой, но требование сопровождать ее сегодня вечером было очень четким. Едва он отходил хоть на шаг от нее, она сразу давала понять, что ей это не по вкусу. Прежние успехи сделали ее самонадеянной, а самонадеянные люди проигрывать не любят.

Итак, он будет флиртовать и улыбаться. Он будет сопровождать ее повсюду. Возможно, случайным поцелуем или лаской он даже пообещает ей большее. Но он знал, и чего не сделает, не сделает никогда — не ляжет с ней в постель. От одной мысли об этом его тошнило.

— Она не даст мне информации, которую мы ищем, — убежденно сказал он. — Она ведет эту игру ради своих собственных целей, Олдус, а не потому, что она хочет получить меня в любовники.

— Я согласен, — сказал Джиффорд, протягивая Хартли бокал. — Чем больше мы узнаем ее, тем больше я убеждаюсь — она не из тех, кто выдаст себя в постели. Однако она надеется, что ты поступишь так же, как другие. Петерсон и Роджерс умерли, потому что какой-то дурак проболтался, попав в ловушку страсти. Самое лучшее, что ты можешь сделать, это нечаянно проболтаться, выдать ложную информацию, которая приведет ее в западню, но такие трюки редко удаются. А как мы скажем нашему начальнику Уилсетту, что это только пустая трата твоего времени?

— Мы что-нибудь придумаем, прежде чем тебе придется уложить ее в постель, Хартли, — успокоил друга Олдус.

— Я не хочу и не могу волочиться за ней, — заявил Хартли так жестко и свирепо, что это удивило его самого. — Меня начинает тошнить, даже когда я целую ей руку, потому что эта рука в крови невинных детей. Уверен, у меня ничего не получится, даже если она применит для этого все свое искусство соблазнения. Мое отвращение к ней опасно. Она злобная гадюка, к тому же еще и живучая, и хитрая. Она скоро поймет, что мой пыл фальшивый, что что-то во мне изменилось, и не в ее пользу. Мне лучше исчезнуть, и как можно скорее.