Плененная грешником (ЛП) - Херд Мишель
Я пытаюсь вырываться из его хватки, но из-за этого его рука сжимается вокруг моего живота до боли. Как человек, одержимый демоном, я изо всех сил стараюсь освободиться. Мое тело извивается и выворачивается. Мои ногти впиваются в его руку.
Мое дыхание – не более чем обжигающие вздохи, мое сердце гулко трепещет в груди.
Одним и слишком легким движением он швыряет меня на толстый плюшевый ковер. Воздух со свистом вырывается из моих легких, сопровождаемый паническим писком. Мощным захватом его пальцы обвиваются вокруг моего горла, и ледяной металл его пистолета прижимается к моему лбу. Его мускулистые ноги обхватывают меня, а верхняя часть тела напряжена и готова к атаке.
Подобно порывам разрушительного ветра, ужас обрушивается на меня.
Мои руки сжимают его запястья, отчаянный крик вырывается из моей груди.
— Успокойся, блять, — резко огрызается он, тембр его голоса глубокий и угрожающий, не обещающий ничего, кроме боли и смерти.
Мое дыхание яростно срывается с губ, а широко раскрытые глаза впиваются в его пугающе темные и безжалостные.
— О-отпустите м-меня, — умоляю я, мой голос пропитан ужасом. — П-пожалуйста.
Он делает глубокий вдох, прежде чем повторить:
— Успокойся. Просто делай, как я говорю, и ты выберешься отсюда живой.
Откуда выберусь?
Мое тело так напряжено, что мышцы кричат в знак протеста. Мой голос звучит так же уязвимо, как я себя сейчас чувствую.
— Что происходит?
Он медленно наклоняет голову влево, его глаза прикованы к моему лицу. То, как он смотрит на меня, заставляет мой ужас увеличиться в десять раз.
Черт. Черт. Черт.
Его хватка на моем горле ослабевает, пока это не становится похоже на ласку, затем он говорит:
— Я собираюсь тебя отпустить. Не пытайся убежать.
Черта с два, размечтался.
Я неуверенно киваю, чтобы он отвалил от меня.
Без особых усилий мужчина, который выглядит лет на двадцать пять, поднимается на ноги. Пистолет больше не направлен в мою сторону, когда он хватает меня за руку и поднимает на ноги.
Мой язык высовывается, чтобы смочить пересохшие губы, мой взгляд мечется между эркерным окном, где я провела много ночей, читая свои любимые книги, и дверью.
Как раз в этот момент в дверях появляется другой мужчина. Он выглядит немного старше моего похитителя, но такой же опасный и хорошо вооруженный.
Черт. Трудно отбиться от одного ... но от двух?
Когда первая волна шока начинает спадать, становится ясно, что на нас напали.
Я не только что родилась. Я знаю, чем моя семья зарабатывает на жизнь. Мой дедушка был членом Коза Ностры. Или, по крайней мере, был им до тех пор, пока мой отец не погиб в автокатастрофе, и мы не переехали в Чикаго, а затем в Канаду. Шесть лет назад вся моя жизнь изменилась, когда я потеряла своего отца, и была вынуждена попрощаться с Алиссой, единственной подругой, которая у меня была. За время переезда из Чикаго в Канаду мне так и не удалось завести настоящих друзей, и я потеряла контакт с Алиссой.
Я всегда знала о мафии, но никогда не принимала непосредственного участия в их делах, так что это просто ужасает.
Я не знаю, что делать.
Слушаться ли мне и надеяться, что я выйду из этого нападения живой, или сопротивляться и пытаться убежать?
Где мои дедушка и дядя Рикко?
Наверняка, они сопротивляются? Может быть, кто-то из них придет, чтобы спасти меня. Или один из многочисленных охранников, работающих на нашу семью.
Эта мысль возвращает надежду в мое сердце.
— О, черт, — бормочет мужчина у двери, как будто я – самое большое недоразумение в его жизни. — Что, черт возьми, мы будем с ней делать?
— Я с ней разберусь, — говорит мужчина, хватающий меня за руку, его тон не оставляет места для споров.
Без каких-либо объяснений, что, черт возьми, происходит, меня вытаскивают из моей спальни и тащат по коридору и вниз по лестнице. Я спотыкаюсь на полпути, единственное, что удерживает меня от падения, – безжалостная хватка на моей руке.
В ту секунду, когда мы останавливаемся, я начинаю бороться, чтобы высвободить руку. Мой похититель отпускает меня, но прежде чем я успеваю метнуться в сторону, его рука обхватывает мою шею, и моя спина прижимается вплотную к его груди.
— Не прикасайся к ней, блять! Она не имеет к этому никакого отношения, — слышу я крик дедушки. Это отвлекает мое внимание от похитителя, и я вижу дедушку на коленях посреди гостиной.
Другой мужчина пинает дедушку в живот, рыча:
— Но ты, блять, пытался убить моих жену и сестру?
О, Иисус.
Ледяной металл пистолета прижимается к моему виску, заставляя замереть каждый мускул в моем теле.
Мы все умрем.
Черт.
Я не хочу умирать.
— Как тебя зовут, малышка? — спрашивает мой похититель, его тон пронизан угрозами, которые вселяют в меня еще больший ужас.
Я разрываюсь между желанием припасть к его ногам, умоляя пощадить меня и сопротивляться изо всех сил, которые у меня еще есть.
Эти люди безжалостны. Ты должна бороться.
Я стискиваю зубы и, не желая показывать, насколько напугана, выдавливаю:
— Розали.
Меня назвали в честь моей матери, которая умерла, рожая меня.
Мой похититель трется щекой о непослушные пряди волос, падающие на мое лицо и плечи, затем делает глубокий вдох.
Боже правый.
Черт.
Мои мышцы напрягаются еще сильнее, пальцы впиваются в ткань, прикрывающую предплечье, обернутое вокруг моей шеи.
— Хм. Маленькая Роза. Ты пахнешь аппетитно.
Нет-нет-нет-нет.
Есть вещи похуже смерти, и впервые страх быть изнасилованной вспыхивает во мне подобно лесному пожару, разрушая скудную надежду и чувство безопасности, которые у меня остались.
Если ты не будешь бороться, ты не выживешь сегодня. Они сделают с тобой ужасные вещи, прежде чем убить.
Мои мышцы напрягаются, и моя челюсть крепко сжимается, когда я рычу:
— Пошел ты. — Я пытаюсь ударить его затылком по носу в надежде освободиться, но он легко уклоняется от меня, издавая веселый смешок.
Мои ногти глубже впиваются в его предплечье, и я отчетливо осознаю, что на мне обтягивающие шорты и майка, обнажающая живот. Без лифчика. Без обуви. С таким же успехом я могла бы стоять в нижнем белье перед всеми этими мужчинами.
Я надеваю этот наряд, только когда уединяюсь в своей спальне. Я всегда прикрывалась свитером большого размера, когда мне нужно было пойти на кухню перекусить.
Каждый дюйм меня дрожит от безжалостных волн ужаса, захлестывающих меня.
— Мне нужны полиэтиленовые пакеты, — говорит страшный человек, стоящий рядом с дедушкой.
— Сделаем, босс. — Один из мужчин быстро покидает гостиную.
Зачем? Они собираются задушить нас? Иисус.
Я оглядываюсь по сторонам, и насчитываю одиннадцать человек. Не видно никого из наших охранников.
Я смотрю на дядю Рикко и замечаю пятна крови на его одежде. Цвет его лица мертвенно-бледный.
Нет.
Человек, который говорил больше всех, медленно идет к дяде Рикко. Я отчаянно качаю головой, когда он достает массивный нож, пристегнутый к ноге.
— Смею предположить, что Рикко не только твой племянник, но и твоя правая рука, верно? — он растягивает слова, как будто ему скучно.
— Это между нами, — говорит мой дедушка, его голос сердито рокочет.
Мужчина хватает дядю Рикко за челюсть и прижимает сверкающее лезвие к его горлу.
О, Боже. Нет!
Эмоция, не похожая ни на что, что я когда-либо испытывала прежде, гасит весь свет в моей жизни, когда я в абсолютном ужасе смотрю, как жестоко перерезают горло моему дяде.
Воспоминания о том, как дядя Рикко обнимал меня на похоронах отца; как купил мне подарок, чтобы я улыбнулась; как рассказал мне анекдот, чтобы мне рассмешить, – все они отливают кровью от моего лица, когда я смотрю, как его собственная кровь вытекает из шеи.