Роберта Ли - От любви не убежать

С огромным трудом, положив коробку на сиденье, Кит с облегчением утерла пот рукавом. На перевалах, когда дорога идет вверх, ей придется присматривать за этой штукой, но сделать что-то лучшее сейчас ей было не по силам.

— Прости, старина, — с иронией сказала она псу, который, подняв голову, недоуменно осматривал предмет, потеснивший его на сиденье. — До дому придется потерпеть, а там я выпущу тебя на волю.

Гус с недовольным рычанием примостился в узком пространстве за креслом водителя, и Кит протянула руку, чтобы почесать обиженного пса. Кит влюбилась в эту помесь немецкой овчарки и ирландского волкодава, едва только поймала скорбный взгляд его карих глаз, смотрящих на нее из клетки приюта для бездомных животных. То, что в тот момент у Кит не было дома места, где бы она могла поместить это громадное животное, — единственная подходящая комната была занята роялем, — уже не играло роли.

Надо бы серьезно подумать, как очистить для него хотя бы одну комнату в квартире, с раскаянием подумала Кит, заводя джип. Впрочем, в ожидании отдельного помещения Гус жил там, где ему заблагорассудится, а сейчас они с хозяйкой переехали в маленький коттедж в горах. Это жилище Кит любила с детства, но никогда не предполагала оставаться здесь надолго.

Уже по тому, как Гус выскочил из джипа, как он метнулся к двери, а потом сразу же к краю опушки, на которой располагался дом, Кит поняла, что у нее был визитер.

Но по тому, как быстро успокоился пес, она заключила, что ей ничего не угрожает, а значит, можно хватать коробку и волочить ее в дом.

— И все-таки ты дурочка, Кит, моя милочка, — бормотала она себе под нос, взбираясь на веранду. — Слаба не только сердцем, но и умом. Этот малый, к твоему сведению, может оказаться закоренелым убийцей, так-то вот!

Рискованно уперев коробку в правое бедро, она локтем распахнула дверь. По обычаю здешних мест она ушла, оставив дверь незапертой, хотя жители городка под влиянием последних событий начали изменять старым привычкам.

Коробка с глухим стуком рухнула на дубовый стол — тащить ее куда-то дальше не было никаких сил. Кит с вздохом обтерла стертые ладони о старые, ношеные джинсы и, обойдя вокруг стола, собралась приступить к разгрузке багажа, но так и застыла с поднятой рукой.

Странное чувство поразило ее при виде стеклянной банки, стоящей в центре стола и сверкающей в свете солнечного луча, пробивавшегося из окна. В ней был букет прекрасных полевых цветов — веселых маргариток, ярко-оранжевых калифорнийских маков, а выше всех над обрамлением из роскошных зеленых сосновых веток вздымались синие стрелы люпина.

Комната, казалось, наполнилась дыханием неудержимо наступающей весны, трогая и смягчая ожесточившуюся от еще свежего горя душу хозяйки дома. Ничего этого не было еще утром, когда Кит уезжала к Портерам. Нагнувшись, она провела тонким пальчиком по лепестку яркого, полыхающего, как костер, мака, И только после этого заметила листок бумаги, подложенный под банку. Медленно, как во сне, она вытащила его и, узнав собственный почерк девочки-отличницы, прочитала:

«Вы, должно быть, устали от бобов?» Кит вспомнила, как однажды написала эту записку и положила ее между парой яблок и банкой рубленого мяса, которые она выставила на стол. Сейчас, повинуясь чему-то, заметив просвечивающие между строк буквы, она перевернула записку и на обратной стороне увидела:

«Вы угадали. Спасибо».

У Кит перехватило дыхание. До сих пор, так или иначе, этот незнакомец как бы оставался фантомом, блуждающим по горным склонам вокруг Озерных далей, никем ни разу не увиденный, нигде не оставляющий следов. Она подумала о том, что ее стоящий особняком коттедж тоже может стать целью визита этого пресловутого вора, но поняла, что просто не в состоянии будет обвинить его, если он возьмет у нее жалкую банку заурядных консервированных бобов.

Спустя два часа Кит, усыпанная мукой по случаю приготовления своих любимых рогаликов, приоткрыла дверцу духовки и с наслаждением вдохнула сказочный аромат, наполнивший кухню.

— А что, наверное, я бы за милю учуяла этот запах, — поучающе сказала она Гусу, проявлявшему самое живое внимание к процессу приготовления. Всякий раз, когда хозяйка начинала что-нибудь печь, он располагался на кухне, терпеливо ожидая, не перепадет ли ему что-нибудь.

От собственных слов Кит вдруг замерла и через окно посмотрела на поросший соснами склон горы, возвышающийся над домом. Она оглянулась на духовку, потом на уже испеченные, золотистые, выложенные на стойку рогалики, как всегда чуточку пережаренные, и, перед тем как покинуть дом, заботливо завернула и положила на стол горячую булочку. Затем вместе с прыгающим от волнения и радости псом вышла на прогулку, не заперев по обыкновению дверь.

Вдруг косматый, золотисто-рыжий пес остановился и затих, настороженно повернув голову в сторону коттеджа. Ей показалось, что она даже услышала, когда неизвестный, не выдержав пытки божественного аромата, вошел в дом. Низкое угрожающее рычание заставило Кит поспешно добавить вполголоса:

— Спокойно, Гус! Ничего не произошло. Идем гулять.

До сих пор неизвестный оставался всего лишь иллюзорной тенью, подобием домового-барабашки, о существовании которого люди могут судить только по пропаже предметов и странной реакции домашних животных. И только теперь, когда она прочитала его записку, он стал реальностью, такой же осязаемой и пространственно определенной, как пес, виляющий хвостом сзади нее.

В том, что увиденный ею незнакомец и был тот самый визитер, сомнений не оставалось. Но, как считала Кит, жители городка судили и рядили о нем совершенно неправильно. Закоренелому взломщику или беглому заключенному-рецидивисту и в голову бы не пришло поблагодарить за оказанное внимание цветами и запиской, не говоря уже о том, что подлинный преступник не стал бы красть в таких жалких, почти символических дозах.

Но с наступлением темноты, в ночной тишине Кит нетрудно было вновь убедить себя, что она всего лишь легковерная дурочка и в любом случае помогать, кому бы то ни было, если он вламывается в дома чужих людей и крадет еду, не в ее правилах. Одному Богу известно, как этот человек может интерпретировать ее молчаливую поддержку. То, что он делал, было дурно, каковы бы ни были побудившие его к этому причины. Хватит, ставлю точку, сурово объявила она себе.

Проснувшись хмурым дождливым утром, Кит снова пришлось прочитать себе нотацию, потому что ее первая мысль была о вчерашнем госте; как он и есть ли ему где укрыться от сырости. Хватит бить баклуши, решила Кит, пора взяться за дело, ради которого ты здесь оказалась.