Жалоба - Григорий Васильевич Романов
Произошло и еще кое-что, вызвавшее у Марьи Ивановны одно трудно объяснимое желание. Но, дабы не портить интригу, описание этого «кое-чего», оставлю на потом. Пока же скажу, что для написания очередной жалобы, Марья Ивановна решила обратиться к профессионалу. Благо, профессионал снимал офис через дом от нее, о чем строго извещала вывеска, заказанная в дорогой мастерской на манер тех, что висят у входа в госучреждения. Звали профессионала Павел Павлович Юрков.
Это был молодой юрист, недавно закончивший университет и успевший два года поработать в одной из государственных структур. За эти два года он разочаровался в госслужбе и принял решение открыть свой юридический бизнес. Очень смелое решение для такого молодого человека, за которое он уже достоин всяческого уважения. Звучные имя и отчество пока не очень шли к его внешности. Обращение Пал-Палыч в его адрес еще произносилось с каким-то внутренним диссонансом. Скорее, его хотелось назвать Павликом и потрепать при этом по голове.
Находясь в начале своего профессионального пути, Пал-Палыч пока еще не приобрел того бессовестного и вальяжного цинизма, на который, как мухи на мед, слетаются соискатели правосудия с толстыми кошельками. Он еще только нащупывал свой путь в юриспруденции, и благодарные доверители пока не выстраивались в очередь перед его офисом. В этой связи у него было много свободного времени и мало наличных денег – идеальное сочетание для дерзаний и личностного роста молодого специалиста.
Пал-Палыч находился в той прекрасной поре профессионального развития, когда люди уже не пугают, но еще не бесят, законы уже не кажутся истиной в последней инстанции, но и не воспринимаются как чушь, постановленная бесконечно далекими от жизни законотворцами, деньги еще не текут рекой, но на жизнь уже хватает.
Несмотря на молодость, он уже начал понимать, что форма в его работе превалирует над содержанием. Поэтому Пал-Палыч, имея стопроцентное зрение, завел себе очки в тонкой роговой оправе. А сидя целыми днями в офисе один, все равно каждый день надевал серый костюм с отливом, безупречно наглаженную рубашку и дорогой галстук от Рокко-Барокко. Словом, пристально следил за своим реноме, будучи всегда во всеоружии на случай появления важного клиента.
Сегодня он никого особо не ждал и был занят перестановкой немногочисленных канцелярских принадлежностей на письменном столе, то ли по Фэн-Шую, то ли еще по какой-то системе. За этим занятием его и застала Марья Ивановна. Это был удачный случай, когда готовый слушать и слышать специалист встретился с жаждущим излить свою боль клиентом.
Усадив гостью за стол, Пал-Палыч стал внимать ее рассказу. Марья Ивановна начала с самых первых выстрелов «Авроры», не скупясь на подробности.
Слушая о шуме в ее квартире, Пал-Палыч заподозрил, что перед ним не совсем здоровый человек. В какой-то момент он даже чуть не зевнул. Но, услышав о похищенной иконе Николая Чудотворца, нараставшее равнодушие сменилось живым интересом. Как любой человек, услышавший это словосочетание, Пал-Палыч представил себе старую доску с почерневшим ликом в золотом окладе, доставшуюся от какой-нибудь прапрабабки, и стоящую кучу денег.
Предвкушая стОящее дело, Пал-Палыч начал осторожно выяснять подробности. Мельком он даже вообразил, как встав за трибуну, гневно обличает в суде бесстыдного святотатца, посмевшего посягнуть на святыню несчастной старушки.
Но, дальнейшие расспросы захлопнули перед ним это окно возможностей. Выяснилось, что эпизод с кражей святого лика по своему пафосу ничем не отличается от назойливого шума в квартире Марьи Ивановны. В уме Пал-Палыч уже прикидывал, как закончить затянувшееся общение и выпроводить надоедливую клиентку восвояси.
Но, тут Марья Иванова огорошила Пал-Палыча совершенно неожиданной и не влазящей ни в какие ворота просьбой. Закончив длинный рассказ о своих мытарствах, она попросила его составить жалобу в… Комитет по земельным ресурсам Администрации города В-да.
Сначала, Пал-Палыч подумал, что ослышался и попросил Марью Ивановну повторить название адресата. Но, Марья Ивановна уверенно повторила название организации.
Как специалист, Пал-Палыч относился к своей работе творчески и с энтузиазмом. Он уже, в некоторой степени, выработал свой деловой стиль письма и, при написании исков и жалоб, уже довольно успешно научился сочетать в них несочетаемое и притягивать за уши самые несуразные аргументы. Но здесь его фантазия оказалась бессильной. Как не атаковал он пытливым умом поставленную задачу, даже близко ее решение не вырисовывалось в его мозгу.
Битый час Пал-Палыч объяснял Марье Ивановне, что указанное ею ведомство никаким боком не причастно к расследованию хищения святого лика. Марья Ивановна поддакивала, смотрела на специалиста с уважением, благословляла родителей, воспитавших такого умного и внимательного сына, но от своей просьбы не отступала.
Пал-Палыч начал раздражаться и даже хотел сказать Марье Ивановне какую-нибудь дерзость, чтобы закончить пустой разговор. Но, тут его посетила простая мысль: ведь он юрист, и писать жалобы – его профессиональная обязанность. А перед ним клиент, который, как известно, всегда прав.
Из этого несложного силлогизма выходило, что ему просто нужно исполнить, так сказать, свой долг. Земельный комитет, так земельный комитет. К тому же расценку за составление жалоб никто пока не отменял. А для него каждый рубль был очень кстати, затыкая в карманах многочисленные дыры, проеденные дорогостоящими увлечениями молодости, которые, хоть и поутихли к его двадцати пяти годам, но еще не собирались отступать окончательно.
Пообещав помочь и проводив Марью Ивановну, Пал-Палыч сел сочинять жалобу, размышляя при этом, что могло подтолкнуть бабулю обратиться именно в земельный комитет:
Может быть, все дело в земле, на которой все живет и вертится? …Нет, слишком обще. Нас же не судят по Воздушному Кодексу из-за того, что атмосфера окружает общество со всех сторон. А может, слово «земельный», это подсознательная отсылка к земствам на Руси, когда-то решавшим все местные вопросы? Тоже, навряд ли. Марья Ивановна не настолько стара, что бы застать земства.
Вдохновение пару раз все-таки сошло на Пал-Палыча, и он написал несколько удачных, как показалось, фраз. Но, почувствовав усталость от непривычного занятия, он решил отложить дальнейшее творчество на завтра. Утро действительно оказалось мудренее вечера: перечитав наметки жалобы, Пал-Палыч понял, что это уж слишком натянуто и никуда не годится.
С одной стороны, Пал-Палыч знал, что жалоба выйдет в свет за подписью Марьи Ивановны, и он в ней, вроде как, фигурировать не будет. С другой стороны, зная о бесконечной длине женского языка, Пал-Палыч понимал, что его имя обязательно всплывет в связи с написанным им интеллектуальным продуктом. Пал-Палыч, как было сказано ранее, старательно формировал свою репутацию и прослыть идиотом, да еще в глазах почтенного муниципального органа, не входило в его планы.
Простое
