Дорога к мечте - Татьяна Взорова
Так миновал год, другой… Она по-прежнему трепетала, увидев его, и стремилась мимо. И он, по-прежнему прохаживал мимо, ограничиваясь созерцанием её, как бы вдохновляясь, и не уставая изумляться тому, как они сошлись здесь, таких похожие.
Он и она никогда не обменяются и парой слов, и он, и она слишком трепетно относятся к чистому образу облачённой души, идущей навстречу. Душам для общения слова не нужны, они нужны только смертным людям. А эта история — о таинстве двух родственных душ.
Она отмечала для себя новшества, ознаменовывающие их свидания, собирая их в копилку своего внутреннего взора. Его волосы, уложенные за уши, или спадающие прядями на лоб, зонт-трость в правой руке, или прихрамывание на одну ногу. Поблёскивающая серебристая брошь на открытом гладком воротнике, либо чёрная лента, лёгшая узлом на основание шеи. Серьга-гвоздик в мочке уха, круглые затемнённые очки на носу. Или он бредёт, уткнувшись в телефон, и не взглянув на неё, под стать каждому второму индивидууму, но, конечно, вовсе не так. А иногда, его чуть опущенную голову, склонённую на какой-то бок, венчает черная узкополая шляпа с кантом. Пару раз он появлялся картинно с сигаретой в длинных пальцах, затягиваясь ею быстро, будто не гордясь своей привычкой. Случалось, он надевал кожаную короткую куртку, но чаще — вельветовое облегающее пальто, не на много выше колена. А в тёплые месяцы года его манящую белую шею и грудь не стесняла раскрепощённая тонкая одежда — он любил их оголять, отчего томности в атмосфере всегда скапливалось предостаточно. Ей запомнилось и то, как они вынуждено задержались по противоположенным сторонам проезжей части, и как приятна эта вынужденность была обоим, ведь целых пару минут, до сигнала светофора, они стояли уставившись друг на друга как вкопанные, а он даже с благородной учтивостью кивнул ей в знак приветствия. С трудом она заставила себя тогда не провалиться сквозь землю, не выдерживая больше такого натиска внимания. Точно каждая новая встреча даровалась им, чтобы добавить их истории свежих воспоминаний.
Она восхищалась им взахлёб, — всем тем, что было им. Его очарованием, изящностью, милой красотой, и не-притворством в этом; и восхищением этим руководила лишь восторженность юной влюблённости. Хотя она уже не была юной, в ней сохранилось то ощущение жизни.
Произошла у них как-то и встреча вне их обычной зоны встреч. С того раза она стала немного развивать идею, откуда он. Это случилось в менее оживлённом месте, чем все «их» места. Он говорил по телефону, полностью погрузившись в беседу, и не заметив её. Она не уловила сути диалога, однако, впервые, ей довелось услышать его голос. И, прислушиваясь в лёгком страхе его разоблачения, итогом она оказалась удовлетворена. Голос этот очень гармонично довершал его внешность: бесполый голос бестелесного существа, снова не позволивший убавиться в нём градусу загадочности.
А однажды был дождь. Дождь лил стеной тем тёплым октябрьским днём. Тёмными сумерками, она возвращалась домой в спокойном и меланхоличном настроении. Ничего не ожидая, метнула она взгляд вправо, за кованый чёрный забор. От забора вглубь тянулась насыпная дорожка к одноэтажным отштукатуренным зданьицам девятнадцатого века. Девушка предполагала, что в одном из них обычно на неделе скрывался он, но ни разу не встречалась с ним ни там, ни вообще на обратном пути. Как, вдруг, в тот заветный день, подтверждая её давнишние догадки, в тусклом свете фонаря, показался его силуэт на истоке дорожки. Он шёл непринуждённо, позволяя дождю падать на волосы, стекать потоками на лоб, не спасаемый тяжёлыми от воды скудными листьями клёна. В свойственной себе манере, он смотрел вниз с подопущенной головой, равнодушный к окружающему миру, пока движение у забора, созданное ею, не заставило его поднять глаза. Остро столкнувшись с ней взором, полным искреннего удивления, смешавшегося вскоре с явным любопытством, он даже слегка замер, приближаясь наперерез.
Если бы она проходила здесь несколькими секундами позже, тогда… они вполне могли бы с ним неловко столкнуться, поскольку оба погрузились в себя, а погода и сумерки совсем не способствовали ясной видимости. Они могли бы соприкоснуться, так неловко, и внезапно. Почувствовать дыхание друг друга, увязнуть, наконец, в глубине глаз, не спеша и неприкрыто. И их мимолётные свидания превратились бы для них в осязаемую действительность, а не только в действительность визуального наслаждения. Стоило ей, вдобавок к и без того захватывающему моменту, представить только восхитительную вероятность этого, как её объял жар. Под стать парню, она невольно притормозила, чтобы улучить ещё хотя бы мгновение для гипнотического воздействия его чёрных глаз. Срочной необходимости оторваться от них, в столь прекрасный, тёмный и волшебный час, противилось в ней решительно всё. Как и необходимости оторваться от него самого, от его фигуры, в совокупности линий и форм, его фигуры в пелене дождя, завесе тумана и сырости… Вся эта совокупность неумолимо до дрожи влекла её, была понятна и близка ей ещё из далекой какой-то нелюдимой прошлой жизни… Мурашки неутомимо бежали по её спине от дождя, омывавшего его, от его ощутимой чувственной незащищённости в этот миг, мрачного одиночества, и от его вырвавшихся внезапно близости и желания, обращённого именно к ней… Какого-то болезненного и хрупкого желания в этом хрупком и болезненно совершенном теле. И тут, сердце её впервые кольнуло, испуганно и в надежде, — что, если он не удержится, и остановит её? И всё тогда станет реальным, вся её неуверенность и страх… Но, нет, он не изменил себе, не предал их святую духовную связь, ни в этот раз, и никогда впредь. И, не помня точно — как, она медленно, словно в трансе, повернулась, дабы обозреть перспективу, и разрешила ногам просто унести её вдаль.
Пережили они и период «не встреч», нагнавший смуту и панику в её мысли. Начался он лавинообразно, и не сулил ничего хорошего. Неким тревожным днём, она обнаружила, как у родных зданий за кованым забором орудует экскаватор, неумолимо стирая их в пыль. В следующий раз стало понятно, что часть
