Мой повелитель кирпичей (СИ) - Зиентек Оксана
Пользуясь случаем и неожиданной идиллией, Таня не только закинула деньги в копилку, но и позволила себе роскошь пересчитать накопленное. С некоторых пор она взяла привычку, закидывать в копилку-свинью каждый распланированный, но по каким-то причинам не потраченный цент. Всегда оставалась надежда, что эти сбережения не съест какая-нибудь непредвиденная трата и можно будет осуществить свою мечту.
А мечта у Тани была простой и, одновременно, недостижимой. Она хотела на море. Не на выходные, навестить мальчиков, которых брали с собой дедушка и бабушка. А на целую неделю. А то и две. Как тогда, когда они с родителями и Лизкой всей семьей выезжали в отпуск. Папа еще всегда смеялся и говорил, что не знает, откуда у сибирячки Тани такая тяга к воде. А мама говорила: «Пусть хоть наши дети поживут лучшей жизнью!».
Так получилось, что немкой Таня стала в возрасте, примерно, полутора лет. Они с родителями жили раньше где-то в пригороде Омска, Таню тогда звали Татьяной, маму – Людмилой, а Лизы вообще еще на свете не было. Сестра родилась уже здесь, в Германии, куда родители переехали в конце девяностых. О том, как они обустраивались на новом месте, она знала только по рассказам родителей.
– Если бы ты не держался до последнего за свою Россию! – Восклицала мама в те редкие моменты, когда родителям случалось ссориться. – Те, кто раньше приехал, те знаешь, как устроились?! Вон, Люба…
– А что, Люба? – Невозмутимо отвечал отец в таких случаях. – Десять лет ходила по людям унитазы мыла, а теперь наживается на таких же, как сама недавно была? (У тети Любы – жены маминого брата – было небольшое агентство, занимающееся уборкой помещений). И вообще, чем тебе не нравится, как устроились мы?
На этом ссоры обычно прекращались, потому что дела у семьи Беккер действительно шли неплохо. Папе с его дипломом инженера-автодорожника и нежной любовью к любой колесной технике повезло устроиться дальнобойщиком. Восточноевропейские конкуренты тогда еще не сбивали цену на рынке, так что зарабатывал папа более чем прилично. Мама тогда даже бросила работу сиделкой и некоторое время была просто домохозяйкой. Потом, правда, не выдержала и снова вернулась на работу.
– Не могу я в четырех стенах сидеть. – Поясняла она папе, когда тот пытался ее отговаривать. – Не привыкла я быть иждивенцем.
Папе, все же, удалось уговорить маму бросить работу, как только он выйдет на пенсию.
– Милка, представь, девчата будут совсем взрослые, – мечтательно тянул он, уютно откинувшись в кресле, – а мы с тобой будем вольными птицами. Хочешь – туда езжай, хочешь – сюда… А толку тебе на той работе корячиться? Платят мало, нервы мотают, а пенсия по итогу все равно будет пшик. Откуда ей взяться, если у тебя ни зарплаты приличной, ни стажа.
– Я не Милка, – беззлобно ворчала мама в ответ. – Забыл разве, что я теперь Миа?
– А я как был Колька, так и остался. – Шутил папа в ответ. – Я вам не проспект, чтобы меня переименовывать.
Историю это Таня тоже знала только по рассказам. Говорят, что после переезда к их семье была приставлена социальный работник, которая должна была помочь переселенцам адаптироваться в новой реальности. Вот она-то и посоветовала изменить имена так, чтобы они звучали «не слишком по-русски». Дескать, так и на работу проще будет устроиться, и жилье в аренду немцы охотнее сдадут…
Так оно или не так, сложно сказать, но мама поверила. И Татьяна стала просто Таней, а мама сменила красивое славянское имя Людмила на немецкое Миа. И только папа категорически отказался менять имя на Клаус, так и оставшись Николаем. И, судя по тому, что Таня видела, ему это ничуть не мешало. Впрочем, Таня потом встречала достаточно переселенцев, которые отзывались на имена Любовь, Людмила, Надежда… и ничуть не страдали по этому поводу.
Вспомнив историю с именами, Таня вспомнила и сегодняшний разговор с шефом. Сын поморских немцев, Славек обладал красивым, но труднопроизносимым для немцев именем Виеслав. И фамилией, которую на Таниной памяти ни один немец не мог записать правильно с первого раза. Однако же, это не мешало шефу успешно делать карьеру. И только сотрудникам позволялось обращаться к мужчине коротким именем. «Не могу слышать, как эти немцы коверкают имя Виеслав» – шепотом признался он как-то Тане, и подмигнул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Ночью Таня еще поплакала немножко, представляя, как будет объяснять родителям и Лизке, что ее производственное обучение накрылось медным тазиком. И, главное, как ухитриться объяснить маме, что она, в некоторой степени, помогла руководству принять именно такое решение. А ведь после того, как Тиз предложил Тане подать документы, она уже почти свыклась с мыслью, что будет наконец-то не просто кассиром, а «товароведом», или хотя бы «квалифицированным продавцом» с соответствующей прибавкой к зарплате. Всего-то надо было два-три года перекантоваться на «ученическую» зарплату, которая, впрочем, была ненамного ниже дохода кассира на неполный день. И вот теперь все мечты насмарку.
Выплакавшись, Таня забылась тяжелым сном. И до самого звонка будильника ей снилось море. И пляж. Только не тот, южный, на котором они познакомились с Амиром, а больше похожий на северный. Синее море лениво накатывало волны на белоснежные песчаные дюны. А нежно-розовые цветы шиповника легко шевелились на ветру.
Утро привычно началось в четыре утра. Надо было многое успеть до того момента, когда придет пора будить мальчиков. А потом еще на работу. Интересно, Тиз будет себя вести так, словно ничего не случилось. Знает ведь, как важно для Тани было получить это место. Тем более, сам обнадежил. Таня вздохнула, вдыхая аромат свежезаваренного кофе. С момента ухода из родительского дома Таня привыкла экономить почти на всем. Но жить без кофе так и не научилась.
Следующая неделя шла своим чередом. Мама не спрашивала пока об ответе, а Таня не спешила ей напоминать. На работе коллеги тоже держали дистанцию, не задавая глупых вопросов. А если и сплетничали за спиной (да, наверняка, сплетничали, но тут уж ничего не поделаешь), то до Тани эти сплетни не доходили. Тиз – директор – вел себя профессионально-доброжелательно, словно и не было недавнего неприятного разговора.
Зато неожиданно заактивничал Славек. То ему рабочие планы надо обсудить, все ли Тане подходит. То не могла бы Таня задержаться минут на пятнадцать… Сегодня на электричке? Без проблем, он потом отвезет. Нет, ему не в напряг, все равно по дороге. Почему Таня не записалась на празднование Дня рождения магазина? Ах, дети… Славек может порекомендовать прекрасную няню. Пожилая полька, немного знает русский… Нет-нет, берет совсем не дорого, как со «своих». Складывалось впечатление, что после той сцены на складе в нем проснулся инстинкт защитника.
Поначалу Таня, не ожидавшая подвоха, просто опешила от такого напора. Потом попыталась сопротивляться, но не могла не признать, что праздник удался на славу. А пани Хрыстына действительно оказалась милейшим человеком, занимающимся детьми, скорее, ради общения, чем ради денег. И ее появление в их с мальчиками жизни сделало эту самую жизнь чуточку комфортнее.
Время от времени Таню посещала мысль, что опека начальника понемногу начинает выходить за пределы обычной человеческой поддержки. «Я подумаю об этом завтра» – повторяла она мысленно фразу знаменитой героини. «Завтра» наступило неожиданно скоро. Причем, напомнила Тане о нем мама, а вовсе не Славек.
– Танюш, ты там поосторожнее с этим поляком. – Встревоженно попросила она, когда вся семья собралась в родительском саду на шашлык.
– Мам, да все в порядке. – Браво соврала Таня в ответ. – Мы просто работаем вместе. И он такой поляк, как ты – русская.
– Вижу я, какой у тебя порядок. – Мать укоризненно качала головой. – Лучше бы об учебе думала, книжки какие почитала бы, подготовилась, чтобы перед коллегами не срамиться. А у тебя только одно на уме: «Славик, Славик… Славик то, да Славик се…».
– Ма-ам, он не Славик, а Славек, сокращенно от Виеслав.
– Да какая разница! – Не выдержала мама, раздраженно бросая нож на столешницу.