Кэтрин Гарбера - Мужчина без слабостей
— Я рад.
— Ты? — усмехнулась она.
Ей хотелось, чтоб это прозвучало саркастически, а получилось, как будто ей приятно, что он озабочен ее здоровьем.
— Да, — Донован откинулся на спинку стула. — Почему ты мне ничего не сказала? Полагаю, ребенок мой?
Он полагает?.. А она-то думала, Донован твердо знает, что другие мужчины ее не интересуют. Ведь она не скрывала своих чувств, пока они были вместе…
— Твой, — не стала темнить Кэссиди. — А почему не сказала… просто не думала, что тебе это может быть интересно.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ну-у, ведь обычно ты не много уделяешь внимания тому, что не касается «Толли-Паттерсон мануфактуринг» или твоих деловых интересов.
— Я уделял внимание тебе, — возразил он.
Она согласилась:
— Когда ни одной из твоих компаний не грозил кризис, ты, конечно, уделял внимание и мне.
Но Кэссиди всегда знала, что самым главным делом в жизни Донована было его положение вице-президента семейной компании «Толли-Паттерсон». Его всецело поглощали дела отцовского бизнеса и расширение холдинга. Вместе с бывшим товарищем по колледжу он был совладельцем компании по производству спортивных изделий, а вместе с товарищем по бординг-школе имел кое-что на курортах Тобаго.
Какое-то время его постоянная занятость не имела особого значения для Кэссиди. Зато за несколько последних месяцев, пока они были в разлуке, она пришла к выводу, что ей не хватает их отношений.
Донован всегда был одержим самоутверждением. Самоутверждение было для него важнее, чем даже собственный трастовый фонд. И Кэссиди не собиралась больше привлекать к себе его внимание. Правда, расставание с Донованом далось ей очень трудно. Она знать не знала, что это будет так больно.
Сначала, когда они расстались, Кэссиди думала, что не хочет возвращаться к нему. А когда выяснилось, что она носит его ребенка, ей пришло в голову: не станет ли это вмешательством в жизнь Донована? И тогда она решила, что отдаст ребенку — его ребенку! — всю ту любовь, которая оказалась не нужна его отцу.
А теперь Донован вернулся. И вот уже у нее сосет под ложечкой от надежды, что он вернулся навсегда.
И это пугало больше, чем одиночество.
— Что ты имеешь в виду? Пока мы были вместе, я тебя никогда не игнорировал.
Донован все еще не мог осознать тот факт, что Кэссиди носит его ребенка. Не мог поверить, что ему посчастливилось сделать ее беременной. Собираясь к Кэссиди, он хотел опять попросить ее выйти за него замуж, убедить, что его отношение к созданию семьи изменилось. И сделать это, не раскрывая причин, по которым он снова оказался возле ее порога.
Донован уже забыл, насколько Кэссиди хороша. У нее поистине фарфоровая кожа и прекрасные густые волосы. Он вспомнил потрясающее ощущение от прикосновения этих шелковых волн к своему телу… У Кэсси пухлые розовые губы. Господи, как ему хочется забыть обо всем, просто притянуть ее к себе и целовать… целовать… Как он соскучился по ее губам…
В теле вдруг появилась тяжесть. Донован подвигал ногами: надо скрыть возбуждение. Вот уж не думал, что беременная женщина может выглядеть так сексуально! Но что-то завораживающее было в наблюдении за соблазнительным телом Кэссиди, в котором жил его ребенок.
— Так ведь я знала, что ты пропадаешь на работе по двенадцать часов в день. И не требовала у тебя слишком много времени…
Понадобилось несколько мгновений, чтоб слова Кэссиди дошли до его сознания, потому что в этот момент Донован следил за ее губами. И думал о том, что будет, если он наклонится и поцелует ее. Она ответит?
Но тут ее слова дошли до него, и он понял, что она вполне может быть не настроена на поцелуи. Сейчас Кэсси сосредоточена на причинах, по которым им не быть вместе. А ему нужно заставить ее подумать о том, почему им опять нужно соединиться.
Если в чем Донован и был хорош, так это в своих завоевательных походах, и победа над Кэссиди стояла у него на первом месте. В нем жил неукротимый спортивный дух, и продвижение к вершинам успеха было для Донована важнее, чем даже бизнес. Видит бог, ему с его трастовым фондом можно было вообще не работать. И в какие бы рискованные предприятия он с друзьями ни вкладывался, эти вложения всегда прекрасно оправдывались. Но ему хотелось большего… Он жаждал занять место исполнительного директора «Толли-Паттерсон». По праву рождения.
И теперь, рассматривая Кэссиди, кудряшки, обрамлявшие ее лицо, он размышлял о том, что, оказывается, действительно соскучился по ней. И даже больше, чем можно было бы предположить. Если бы не нужда в жене и ребенке, видит бог, сам он, возможно, и не вернулся бы, но теперь, сидя здесь, понял, что вернуться нужно было обязательно! Просто ее беременность здорово облегчала ему задачу…
— Извини, — произнес он. Как человек, который любую ситуацию норовит обернуть в свою пользу, Донован знал, что только смирение поможет ему вернуть Кэссиди. Знал, потому что, хоть и причинил когда-то ей боль, все же видел в ее глазах робкую надежду.
— За что?
— За то, что заставил тебя чувствовать себя так, будто ты не единственная в моей жизни.
Она возилась со своим пакетом. Достала из него какой-то контейнер, в котором, как он подозревал, и был крабовый суп.
— Не играй со мной, Донован.
— Я не играю.
— Играешь-играешь. Ты на такие штучки мастер, и тебе что-то от меня нужно.
Она слишком хорошо его знала.
На самом деле Донован позволил ей уйти от него лишь по одной причине. И сейчас именно Кэссиди была ключом к тому, что ему нужно, и он не собирался опять отказываться от нее. На этот раз Донован был лучше подготовлен к тому, чтобы уступить этой женщине часть своего жизненного пространства.
— Что? Не спешу возвращаться? — прищурившись, спросила она.
— Тебе сарказм не идет.
Она пожала плечами:
— Я беременна. Большую часть времени занимают раздумья о том, что мне еще достанется.
— Вот как?
— Да.
— От кого?
— От всех! — Кэссиди послала ему полную сексуальности ухмылку. Она умела быть привлекательной и знала, как это действует на каждого встречного.
— В твоей жизни есть мужчина? — поинтересовался он, вдруг спохватившись, что после разрыва с ним такая красивая женщина вполне могла встретить еще кого-нибудь. Нет-нет, он знал, что ребенок-то его. Не потому, что Кэсси так сказала, а потому, что он хорошо знал ее. Она сказала, что любит его, и для нее это не просто слова.
— Папочка и братья, — глядя в стол, ответила она. Веселость, которую она только что выказала, полностью погасла.
— Я имел в виду дружка, — уточнил он.
