Юрий Коротков - Дикая любовь
— Смотри, не влюбись, — предупредила Галя. — Полный облом.
— Почему?.. Это твой роман? — догадалась Сью.
Галя кивнула, прикуривая.
— Я не понимаю… Но ты только сейчас сказала, что у него есть та девочка, и…
— Все равно не поймешь, — Галя выкрутила брюлики из ушей и сунула в карман. — Пойдем. И вообще, мой совет: ни во что тут не врубайся, а то крыша поедет.
Интернат, будто сложенный в два этажа из новых, еще не заигранных кубиков, стоял в центре микрорайона, как на ладони у высоких многоподъездных домов. Максим посигналил, и тотчас к широким окнам интерната прилипли лица девчонок.
Маша, наверное, давно ждала одетая, она выбежала в яркой красной куртке, с распущенными волосами, по-щенячьи чмокнула его куда-то в прорезь шлема и села сзади. Выезжая из сквера, не утерпела, обернулась и гордо помахала девчонкам в окнах.
На улице встречная белая «тоёта» вдруг метнулась им в лоб. Максим едва успел свернуть и, ударившись колесом о бордюр, вылетел на тротуар. Стриженый парень за рулем радостно оскалился.
— Кретин! — в бешенстве крикнул Максим вслед машине, — Кто это?
— Губан… — нехотя ответила Маша. — Из наших. Из армии недавно пришел…
Они выехали на проспект и помчались к центру.
С утра над городом светило солнце — не выглядывало воровато между туч, а свободно сияло посреди чистого небосвода, слепило зайчиками от оконных стекол. Если бы не впечатанные в асфальт желтые листья, могло показаться, что снова весна в Москве и впереди долгое лето.
Маша не умела сидеть спокойно. Она то прижималась изо всех сил к Максиму, то привставала, раскинув руки, то рискованно свешивалась набок, чтобы заглянуть ему в лицо. На ходу расстегнула его толстую кожаную куртку и запустила руки за пазуху.
Максим свернул в открытые ворота парка, они поехали по пустынным аллеям среди мертвых уже аттракционов. Маша сняла шлем и стояла на подножках с плещущими за спиной волосами. Покружились, кренясь из стороны в сторону, по танцплощадке перед ракушкой-эстрадой, въехали на дощатый круг карусели с замершими тройками и звездолетами. Из будки выскочил сторож и побежал за ними, грозя кулаком.
Потом они сидели на мотоцикле лицом друг к другу рядом с сырой скамейкой, целовались и пили «пепси», передавая банку друг другу.
— К нам американка приехала учиться. — Максим точным баскетбольным броском отправил пустую банку в урну.
— Да?.. Красивая?
— Смешная. Карлсон такой без пропеллера… Глаза таращит… Не пойму, чему у нас можно научиться…
Но Маша не хотела слушать про какую-то американку, она опять хотела целоваться. А потом они снова носились по аллеям, распугивая редкие парочки. Маша сидела впереди, с горящими глазами, хохотала, до упора выкручивая газ.
— Тише!.. Осторожно!.. — Максим, держа руль поверх ее рук, притормаживал, едва успевая уворачиваться от мчащихся навстречу качелей, оград, сметенных в кучи листьев. Мотоцикл заюзил на мокром песке и завалился набок.
Они смеялись, лежа рядом. Потом затихли, глядя в глаза друг другу. Не вставая обнялись…
На цветном мониторе сражались компьютерные человечки — прыгали, стреляли и, убитые, падали с последним криком.
Максим и Маша нагишом лежали на диване, плечом к плечу, каждый со своим джойстиком. Волнистые волосы Маши широко рассыпались, закрывая по-детски острые лопатки и плечи. Она вся была тоненькая — еще ребенок, а не женщина; большой лоб и крошечный подбородок; громадные серые глаза будто обращены вовнутрь, уголки маленького рта всегда скорбно опущены. Она рассеянно смотрела на экран.
— Огонь! — Максим азартно управлял своими солдатами. — Ну, Маш, так неинтересно. Я стреляю, а ты даже не сопротивляешься!
— Все равно ты меня убьешь, — Маша бросила пульт и обняла его.
— А ты защищайся! Давай закончим.
— Не хочу.
Максим отложил джойстик, попытался повернуть ее к себе, но Маша крепко прижалась лицом к его груди.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Что случилось?
На мониторе замигала надпись «Игра окончена».
— Понимаешь, я… — не сразу сказала Маша. — Ты только не смейся, ладно? Потому что это серьезно… Я вчера ночью лежала, думала. Девки уже спали… И вдруг подумала: кто из нас с тобой первый умрет?
— Что? — Максим захохотал.
— Я же просила — не смейся! — досадливо сказала Маша. — Понимаешь, все хорошие сказки кончаются: «они жили долго и счастливо и умерли в один день». А почему — в один день? Я раньше думала, это присказка, вроде «жили-были»… А вчера вдруг поняла, что это тоже счастье, если в один день. Если никто никого не переживет… Потому что, я представила, если вдруг ты первый, и я тебя похоронила… а потом вернулась в наш дом, но уже без тебя… — у нее дрогнул голос, на ресницах заблестели слезы. — Я не знаю, что со мной будет… Я с ума сойду… Не хочу… Лучше пусть я раньше…
— Приехали! — сказал Максим. — Ну почему, если все хорошо, надо обязательно думать, что это когда-нибудь кончится? Я пока не собираюсь умирать. И ты тоже…
Маша пожала плечами, виновато улыбаясь сквозь слезы.
— И вообще, меня значительно больше интересует, кто из нас первый пойдет в ванную?
— Я! — Маша спрыгнула с дивана.
Мать с вазой в руках быстро скользнула в кабинет к отцу и прикрыла дверь. В коридоре послышались шаги, потом — приглушенный шум воды в ванне.
Отец продолжал невозмутимо печатать на машинке. Мать нервно прошлась по комнате. Обнаружила у себя в руках вазу и с грохотом опустила ее на стол. Зло засмеялась, разводя руками:
— Я как в публичном доме живу!
— Опять? — равнодушно спросил отец, не отрываясь от работы.
— Рассказать — не поверят! Сын приводит уличную блядь, дебилку к тому же, а мы потом пьем с ней чай и улыбаемся, будто ничего не понимаем… Прячусь в собственной квартире, когда она в ванную идет. Бред!.. В мою ванную!
— Ну зачем уж так… уличную… — Отец на мгновение задумался, напряженно глядя в окно, шевеля губами — и снова застучал по клавишам. — Девочка-то… надо признать… очень даже…
— Ты еще поговори! — прикрикнула мать, — То-то я смотрю, ты перед этой соплей на цыпочках!
— Сто раз говорили! — раздраженно сказал отец, он сбился с мысли и теперь торопливо просматривал написанное. — Давай выгоним. Они будут трахаться в подъезде.
— Хоть ты-то не уподобляйся!
— Извини… Будут любить друг друга в подъезде…
— Ма, чаю дашь? — заглянул в комнату Максим.
— Мужайся, — насмешливо кивнул отец матери.
Все чинно сидели с четырех сторон большого стола в гостиной. Мать демонстративно смотрела на экран телевизора. Маша напряженно выпрямилась на стуле, боясь лишний раз двинуться, глядя в чашку, только изредка настороженно стреляла на нее глазами.
