Чудеса на Рождество (СИ) - Мун Лесана

— А не боишься, что Я маньячка? — в тон мне отвечает девчонка, блеснув яркими глазами.

— Ладно, рискну. Но, если что, я годен только в сексуальное рабство, для еды не подхожу — одни кости и жилы — говорю ей с улыбкой, подхватив под локоток. — Скользко, упадешь еще.

— Мы твои сомнительные утверждения проверим… позже — сообщает шепотом эта коварная девица, оставив самому додумывать, что же она проверять будет, и не послышалось ли мне?

Оказалось, что дом Юли находится буквально в двух кварталах от места, где была вечеринка. Мы шли неспешно, обходя сильно заледеневшие участки тротуара, дыша воздухом и наслаждаясь словесной пикировкой. Девчонка оказалась умна и остра на язык, поэтому болтать с ней было весело и легко.

Когда зашли в квартиру, Юля показала, куда повесить куртку и дала тапки. Вот так вдвоем, за чашкой чая и тарелкой домашнего оливье, мы встретили Новый Год. А потом поцеловались под бой курантов. И я остался ночевать.

Вынырнуть из воспоминаний двухлетней давности мне помог кусок льда на тротуаре. Задумавшись о прошлом, я его не заметил и со всего маху ударился копчиком о твердую землю. На секунду даже отнялись ноги, а в глазах зарябили звездочки. Кряхтя, как старый дед, поднялся сначала на четвереньки, а потом и полностью вертикально. Мимо бегали куда-то спешащие равнодушные прохожие, никто не остановился, не поинтересовался, не отбил ли я себе задницу.

Счистив снег со штанов, пошел дальше, уже гораздо медленнее. На остановке куча народу. Куда они все едут? Чё дома не сидится?

Холодно, блин. Мокрые на заднице от снега штаны начинают бесить, и я уже подумываю вернуться домой, но тут подходит мой автобус. Все стоящие на остановке люди дружно штурмуют транспорт. Я, как молодой и наглый, залетаю в салон одним из первых и сразу занимаю королевское место за колесом автобуса, у окна. Тут будет ногам тепло от печки и можно посмотреть на пробегающие мимо улицы, ярко украшенные к Новогодним праздникам.

Рядом усаживается весьма габаритная дама, вынуждая меня сдвинуться почти в окно. Вот, блин, повезло. Когда мы с Юлькой вместе ездим, то у нас куча свободного места, а тут… приходится сидеть, как курица на насесте. Хорошо, что я возле окна, а то бы уже давно вывалился в проход.

Нахохливаюсь, засунув руки в карманы, чтобы потеплее было и закрываю глаза. Снова вспоминаю Юльку. Мы с ней планировали сегодня быть у меня, но накануне сильно поругались.

Вообще, к этому шло уже давно. Два года карантина и вынужденной самоизоляции отразились на людях по-разному. Кто-то, как Юля, теперь бывал на всех мероприятиях без разбору, ходил на все тусовки, много общался. А кто-то, как я, проведя два года в тишине и покое, вдруг стал себя чувствовать в большом количестве людей уязвимым. Я наоборот, перестал любить сборища, стал больше ценить избранный и узкий круг близкий друзей.

Мы начали часто ссориться из-за этого с Юлькой. Я не мог понять ее постоянного движа, а она — моего сидения дома. Апофеозом всего стала наша вчерашняя ссора. Юля заявила, что хочет пойти на вакцинацию. Я спросил, зачем ей это надо? Она сказала, что хочет и дальше продолжать путешествовать, заниматься благотворительными поездками, встречами. Жить широко, как привыкла. Я не сдержался, сказав, что не понимаю, зачем ей, чтобы заниматься благотворительно чужими болезнями надо и себе стать больной. В общем, слово за слово, наорали друг на друга. И я бросил трубу.

Опять погрузившись в воспоминания, под равномерное движение автобуса я задремал. И снится мне, что я опять на той Новогодней вечеринке, где Юля познакомилась со мной, но только теперь она подошла к моему дружбану, Паше. И пока я стою, поедая ее глазами, она болтает с ним, а потом они уходят. А я, как дурак, смотрю им вслед, так и не подойдя к ней, не познакомившись.

И во сне мы трое встречаемся, случайно, спустя несколько Новых Годов. Я иду в магазин и на выходе, сталкиваюсь с парнем. Узнаем с Пашкой друг друга, здороваемся, отходим чуть дальше, чтобы поболтать. И пока он рассказывает, как у него все классно, я стою и выжидаю подходящий момент, чтобы попросить у него телефон той девчонки, что уже два года не идет мне из головы. Когда он замолкает, я набираю воздух, чтобы спросить, а тут подходит она. И они целуются, а Пашка говорит:

— Знакомься, Леха, моя вторая половинка — Юлечка.

Юлечка… я никогда ее так не называл за все два года. Словно обухом по голове. Всегда Юлька и никогда Юлечка.

И тут в мой сон потихоньку начинают проникать слова из реального мира.

— От молодежь нынче пошла! Срамота! Старушка стоит, а он развалился, делает вид, что спит! Стыдобища! Вот в наше время…

Я, слегка поёрзав, открываю глаза, еще не совсем в состоянии сфокусировать зрение после глубокого сна.

— О, смотри. Делает вид, что проснулся. Неужто совесть проснулась?

Глава 3

Поворочавшись, опять закрываю глаза и слышу все тот же противный женский голос:

— А нет, погорячилась я про совесть-то. Нету ее у него.

Боооже, ну чё ты ко мне пристала? Встала бы сама! Так нет же, сидит задницей своей жирной и горланит. Стараюсь абстрагироваться от всех звуков и еще подремать. Сегодня продолжение Новогоднего марафона в «Танках», надо будет поездочиться еще, награды неплохие дают, а потому нужно чуток вздремнуть, чтоб ночью нормально игра шла.

— Ох, и молодежь нынче! — опять просто в ухо горланит тетка, сидящая со мной рядом. — Вот в мое время…

Но тут ее перебивает другой голос:

— Ну, что вы, голубушка. Зачем же так раскричались? Парень спит. Устал, наверное, может, работал в ночную смену, а может, дитё малое дома плачет, не дает выспаться. Вы же тоже молодая, помните ведь, каково это, когда у ребенка животик болит или когда он болеет. Так измучишься с детскими болячками, что стоя спишь.

Голос принадлежит женщине. Судя по всему, пожилой. Такой приятный, мелодичный, душевный. Она говорит, словно гладит тебя по голове теплой ладошкой. Так раньше нянюшки разговаривали в интеллигентных богатых семьях. Арина Родионовна, наверное, таким голосом рассказывала сказки перед сном маленькому Саше.

— Так что пусть парень поспит. Ему еще весь день на ногах, а я в собес еду, там всегда такие очереди, что я насижусь вволю.

И от этих слов, а также от голоса спокойного, тихого до того мне стыдно стало. Вот бабулечка эта думает, что у меня ребенок или работа, а я тупо рубился в «Танки» всю ночь, как дурак малолетний. Чувствую, что все, не могу сидеть.

Открываю глаза и поднимаю голову. Так и есть, рядышком с моим двойным местом стоит в проходе бабуля — божий одуванчик. В какой-то шубке из ляжек Чебурашек коричневого цвета и пушистом пуховом платке, создающем вокруг нее какое-то интересное, почти неправдоподобное сияние. Натыкаюсь взглядом на ее голубые очень мудрые и вместе с тем веселые глаза. И словно застываю на время, поражаясь, сколько добра, света и тепла излучает вся ее фигура.

Неловко приподнимаюсь и говорю ей:

— Присаживайтесь, бабушка — при этом так стою, чтобы крупная женщина, которая сидит возле меня не пролезла к окну, ведь тогда бабуля будет висеть на маленьком кусочке сиденья и даже может вывалиться в проход, если автобус резко дернет.

— Ну что вы, я постою, мне совсем не тяжело — пытается возражать старушка, но я аккуратно беру ее под руку и буквально усаживаю на свое место, а сам становлюсь в проходе.

На сиденье бабушка выглядит совсем крошечной, как маленькая девочка. Она улыбается мне, как самому хорошему своему знакомому и говорит:

— Спасибо, милый, уважил старуху. Доброе у тебя сердце, еще не успело замерзнуть.

И отворачивается к окошку, на котором мороз вовсю рисует узоры, забирая у пассажиров возможность разглядеть хоть что-нибудь в зимнем городе.

А я стою, как соляной столб и едва не проезжаю свою остановку. Уже дверь автобуса открывается, когда до меня доходит, что пора выходить, и я срочно лезу через ругающихся пассажиров на выход.

Выскочив на улицу, вздрагиваю от холода, похоже, похолодало еще градусов на пять, не меньше. С неба медленно и лениво планируют крупные, пушистые снежинки.