Мелани Рокс - Вдохновение любви

— Нет-нет, я работал.

Значит, витал в астрале, подумала Дейзи. Все художники не от мира сего. Она же насильно выдернула его из параллельной реальности. Наверное, все-таки стоило позвонить и предупредить о своем визите.

Дейзи гуляла по кварталу Маре, посетила музей Пикассо и дом Виктора Гюго и вдруг с удивлением обнаружила, что находится в двух минутах ходьбы от дома, где располагалась студия Филиппа. Поразило Дейзи в первую очередь не то, что в Париже все так близко находится, а то, что она узнала это место. Ведь накануне, когда Филипп привез ее к себе, было уже темно.

— Не против поработать теперь со мной? — Дейзи кокетливо улыбнулась.

Что ты творишь, бесстыдница? — упрекнула она себя. Прекрати флиртовать!

— Проходи. Что же ты стоишь? — словно опомнившись, поспешно сказал Филипп, пропуская ее в мастерскую.

Дейзи вошла и распахнула от удивления глаза.

— Нравится?

— Ты еще спрашиваешь?! Филипп, когда ты успел принести сюда столько цветов?

Вся студия была убрана разноцветными, благоухающими цветами. Он пожал плечами.

— С утра сбегал на цветочный рынок к Маделине и… Подумал, что тебе придется по вкусу. Рад, что не прогадал. Ведь так? — заискивающе заглянув в ее глаза, спросил Филипп.

— Это… божественно. Очень красиво. По сравнению с этим мой сюрприз покажется тебе пустяком.

— Сюрприз? Обожаю сюрпризы! — оживился Филипп.

Дейзи протянула ему бумажный пакет.

— Вот, я принесла булочки и круассаны, чтобы нам не пришлось прерывать работу.

— Спасибо. Очень благоразумно.

Неожиданно Филипп поцеловал ее в щеку.

Вернее в уголок рта. Дейзи замерла. Как ей реагировать на столь непосредственное проявление чувств? Возмутиться или сделать вид, что не произошло ничего особенного? В конце концов, Филипп всего лишь поблагодарил ее. Возможно, во Франции поцелуи означают нечто иное, нежели в Штатах, где за подобную выходку малознакомого мужчины Дейзи вполне могла подать на него в суд иск о защите своей чести и достоинства.

От Филиппа не укрылись ее колебания.

— Я сделал что-то не так? — он помедлил, попытавшись угадать по выражению лица Дейзи, что ее смутило и насторожило. — Извини.

— Нет, все в порядке. — Дейзи улыбнулась. — Над чем ты работал?

Филипп подошел к холсту, стоявшему на мольберте. Однако вместо того чтобы развернуть его к Дейзи, он накрыл его белой тканью.

Дейзи вскинула брови.

— Не хочешь показывать?

Филипп молча покачал головой.

— А мой портрет я хотя бы увижу?

— Безусловно. Как только он будет готов. Ты станешь первым критиком.

— Какая честь! — воскликнула Дейзи. — Неужели ты собираешься прятать его от меня до завершения?

— Именно так, — подтвердил Филипп. — Не хочу, чтобы ты видела полдела.

— А если мне что-то не понравится? Исправить уже ведь будет нельзя.

— Боишься, что люди будут пугаться твоего изображения?

— Дело не в этом, Филипп!

— А в чем же?

— В том… том…

— Вот видишь, тебе нечего возразить. Скидывай скорее жакет и располагайся.

Дейзи послушно сняла жакет, а затем, осмотревшись, спросила:

— Куда мне сесть или встать?

— Дейзи, ты уже большая девочка, — Филипп усмехнулся, — неужели ты не можешь самостоятельно решить столь простенькую задачку?

— Хорошо. Тогда я сяду здесь. — Дейзи пристроилась на маленьком диванчике в стиле модерн.

— Отлично. Мне не нравится лишь одно, — сказал серьезным тоном Филипп, внимательно изучив ее.

— Что? — Дейзи опустила глаза и осмотрела себя. — Неподходящий наряд? Ты ведь не предупреждал…

— Нет, у тебя очаровательная блузка. Как, впрочем, и все остальное.

Филипп окинул ее оценивающим взглядом, настолько откровенным и заинтересованным, что Дейзи смутилась. Особенно, когда взор Филиппа остановился на ее груди, взволнованно колыхавшейся под легкой полупрозрачной тканью блузки.

— Ты напряжена. Расслабься.

— Я… я не могу, — призналась Дейзи.

Она действительно волновалась, как школьница перед первым свиданием. У нее даже ладони вспотели, чего с ней вообще никогда прежде не случалось.

Филипп направился к ней, и сердце Дейзи едва не выскакивало из груди.

— Я тебе помогу. — Он обошел диванчик и остановился за ее спиной.

— Что?..

— Тсс, тихо, — прошептал Филипп, опустив руки на ее плечи. — Слушай тишину.

Круговые движения сильных уверенных пальцев разминали окаменевшие мышцы шеи и плеч, и Дейзи ощутила приятное тепло, которое излучали руки Филиппа. Она закрыла глаза, полностью отдавшись приятному ощущению. Однако в тот самый момент, когда она почти потеряла контроль над собой и уже с трудом смогла бы сходу ответить на вопрос, где она находится, Филипп отстранился. Дейзи разочарованно вздохнула, как недовольный котенок, которого перестала ласкать хозяйка.

— Так-то лучше.

— Филипп, — прошептала Дейзи.

Но он уже снова стоял у мольберта и смотрел на нее, лишь как на очередную натурщицу. Во всяком случае, так показалось Дейзи. Более того, ее это расстроило и разозлило.

Она надула губы и уставилась в противоположный угол немигающим взглядом. Если Филипп не дурак, то он поймет, что обидел ее. Однако прошел час, другой, а Филипп, похоже, так и не понял или делал вид, что поведение Дейзи для него загадка.

— Вот уж не думал, что ты такая молчунья, — заметил Филипп, отложив кисть и вытерев руки испачканной красками тряпкой.

Дейзи смерила его презрительным взглядом.

— Ни единого слова за несколько часов! Ты настоящее сокровище, а не женщина! Все-таки я в тебе не ошибся.

— Филипп, если ты не понял, то я… то есть ты…

Она не знала, как выразить словами ту обиду, которую он нанес ей. А за что, собственно, она дулась на него столько времени? За то, что он сделал ей расслабляющий массаж? За то, что не потащил ее в постель, а приступил к работе, как они и договаривались? Да она бы первая подняла крик, если бы он позволил себе нечто большее. У Дейзи до сих пор мурашки пробегали по коже, когда она вспомнила его целомудренный поцелуй в знак благодарности за булочки.

Филипп рассмеялся.

— Дейзи, если ты думаешь, что объяснила мне, то ты ошибаешься. Теперь я понимаю тебя еще меньше. Постой-ка. — Он приложил палец к губам, изобразив глубочайшую задумчивость, и вынес вердикт: — Ясно, ты проголодалась. Поэтому и капризничаешь.

Она сжала кулаки. Филипп что, принимает ее за избалованного ребенка?! С нее довольно этого фарса! В конце концов, он должен благодарить ее за помощь. Ведь это он мечтал написать ее портрет. Она вовсе не напрашивалась, не умоляла его об этом. Жила она двадцать семь лет без портрета и еще столько же благополучно проживет. Она не настолько тщеславна, чтобы запечатлевать свой образ на века.