Патриция Уилсон - Навстречу судьбе

— Нет, имею. — Ален ответил ей насмешливым взглядом. — Сейчас вы слишком слабы и потрясены, и я воспользуюсь своим правом сильного. Во всяком случае, — язвительно добавил он, — лучше жить в Дордони с мачехой, чем в Италии с мужчиной, из которого не выжмешь ни капли страсти.

— Вы и понятия не имеете о чувствах Глина! — Дженна вспыхнула от смущения, а Ален насмешливо оглядел ее.

— Вы сами заверили меня в его холодности. Так что не стоит портить путешествие в Италию. Подождите, пока не сыщется спутник потемпераментнее.

— Если вы не против, я бы сменила тему разговора, — холодно заявила Дженна, желая любой ценой остановить Алена. — Этот разговор попросту неприличен, и если бы я держалась на ногах, вы не посмели бы говорить со мной так.

— Что же тут неприличного? — изобразил удивление Ален, лукаво блеснув глазами. — Ведь я француз, мадемуазель, нашей нации чужда чопорность. Мы держимся поближе к земле. Я просто указал вам на недостатки романтического путешествия без романа. — Внезапно он рассмеялся, забыв о сарказме. — Так или иначе, я удовлетворен — как обычно, я своего добился. Мама уже строит планы насчет поездки.

— Но я не хочу, чтобы мною распоряжались! — с внезапным беспокойством воскликнула Дженна. — Это жестоко с вашей стороны — силой вводить меня в семью. Я не могу так сразу изменить мнение о семье Лемаршан…

— Так меняйте его постепенно, — серьезно посоветовал Ален. — А что касается распоряжений, разве вами не распоряжается прошлое? Ваша ненависть к моей матери угасла, стоило вам взглянуть на нее. Плотина уже прорвалась. Посмотрите в лицо прошлому, и, возможно, вы увидите, что представляли его совсем иным. Мы не хотим поймать вас в ловушку, Дженна, мы хотим вас освободить из нее.

Он вышел, а Дженна расслабилась, устроившись на подушках. Она понимала, что Ален сказал правду насчет своей матери, но понимала также, что никогда не простит отца. Отправившись в Дордонь, она столкнется с жизнью, которая прошла без нее, — жизнью, из которой ей не было уделено ни минуты. Дженна вспомнила, как Ален назвал ее "потерянной дочерью", однако он даже не мог себе представить, насколько потерянной она была. Оправиться от этого чувства невозможно, его можно только забыть в суматохе настоящей жизни.

Настоящим Дженны был Глин и их планы на будущее — правда, смутные планы, но это ничего не меняло. Дженна почувствовала раздражение, вспомнив слова Алена о поездке в Италию. Она нужна Глину, Глин хочет на ней жениться. Все произойдет неспешно и удобно, как раз так, как хотелось Дженне.

Она не нуждалась в страсти. Темпераментный мужчина вроде Алена Лемаршана устрашит любую нормальную женщину. По его смуглому лицу пролетал целый поток эмоций, и, даже занимаясь будничными делами, он излучал несомненную чувственность.

Дженна раздраженно поерзала на подушках. Слово "чувственность" для нее ничем не отличалось от любых других слов. До сих пор она вообще не придавала значения этому слову, но теперь поняла, что это такое. Дженна запросто могла бы обойтись без чувственности. Ей было удобно в обществе Глина, больше она ни о чем не мечтала. А Алену полезнее свои замечания оставлять при себе.

По настоянию врача Дженна провела в постели два дня и за все это время ни разу не видела Алена. Это обстоятельство вызвало у нее явное чувство вины — Дженна считала себя обузой, ей следовало убраться отсюда как можно скорее, а не обременять собою хозяев дома. К концу второго дня она пришла к твердому убеждению, что Ален решил не замечать ее присутствия, и, поскольку дом принадлежал ему, она не понимала, как расценивать подобное решение — как оскорбление или, наоборот, как любезность.

Она часто виделась с Маргаритой и постепенно училась расслабляться в ее присутствии. Это опять-таки вызывало у Дженны угрызения совести, поскольку она начинала привязываться к женщине, отнявшей у нее отца. Мать никогда не простила бы ей такого предательства.

— Ален вернется домой утром, — заметила Маргарита, зайдя пожелать Дженне доброй ночи после второго дня, проведенного в постели. — Как приятно видеть, что вы немного оправились! Ален тоже будет рад. Вы так перепугали нас всех.

— Значит, его здесь нет? А я думала…

— Вы думали, что он решил покончить с тиранией? — Губы Маргариты дрогнули при виде замешательства Дженны. — О, не смущайтесь, Дженна. Ален — слишком властный мужчина, как его отец, но в отличие от отца он гораздо снисходительнее. Если бы его не вызвали в Париж, несомненно, он бы лично проследил за вашим выздоровлением. Завтра он вернется.

— К тому времени я уже встану, — поторопилась ответить Дженна.

— Ни в коем случае, вам надо отлежать еще один день. Так велел врач.

После такого решительного заявления Маргарита ушла, а Дженна повалилась на подушки, понимая, что ее слишком встревожило известие о возвращении Алена. Он снова начнет распоряжаться ею, а Дженне совсем не хотелось отправляться в Дордонь. Почему-то она боялась обнаружить то, чего было бы лучше не знать.

На следующее утро Дженна все же встала и медленно прогуливалась по саду, когда Ален подъехал к дому. Выбираясь из машины, он не заметил Дженну, и ей представилась возможность понаблюдать за ним, не испытывая ответного пронизывающе-насмешливого взгляда темных глаз. Ален выглядел усталым и немного раздраженным. Его изогнутые губы сжались в прямую линию, черные брови сошлись над переносицей.

Нечто вывело Алена из себя. А может, некто? Дженна немедленно предположила, что во всем виновато ее присутствие в этом доме. Она мучительно покраснела, и как раз в этот момент Ален обернулся, заметив ее.

— По-моему, вам было приказано не вставать с постели три дня. — Остановившись, Ален обеспокоенно оглядел ее с головы до ног. — У вас плоховато с дисциплиной, мадемуазель.

— С дисциплиной у меня все в порядке. Просто мне захотелось прогуляться, — беспомощно попыталась оправдаться Дженна, и Ален прищурился.

— А почему такой виноватый тон? Вы что-то натворили?

— Вот еще! Ничего я не натворила, месье Лемаршан.

— Тогда почему вы покраснели? — Ален медленно направился к ней, перекинув пиджак через плечо и держа дипломат в руке. Когда он остановился рядом, возвышаясь над Дженной словно башня, она с трудом сохранила спокойствие.

— Ну… просто мне неловко находиться здесь, — в порыве откровенности призналась она, о чем немедленно пожалела. — То есть я хотела сказать… вы выглядите слишком усталым, и…

— И вы немедленно предположили, что злоупотребили нашим гостеприимством, а я уже думаю: "Mon Dieu, опять придется возиться с этой бестолковой англичанкой!" Позвольте напомнить — именно я пожелал, чтобы вы остались здесь.