Фрэнсин Паскаль - Любовная горячка

– Не вижу ничего кошмарного. – Элизабет надеялась, что голос ее звучит естественно. – Написано очень хорошо.

– Не темни, Лиз, – возразила Джессика. – Все знают – Кен написал рассказ о себе самом. Все знают – в «Оракуле» собирались печатать совсем другой рассказ, а в последний момент Кен подменил его. Вот так.

– Ох, Джес, – ответила Элизабет, стараясь, чтоб выражение лица не выдало ее, – пусть кто-то написал вещь, которая очень похожа на правду, это вовсе не значит, что так оно все и было в действительности. Ведь не все авторы детективов следователи.

– Ах так! – усмехнулась Джессика. – Ладно, тогда почему Кена вызвали с тренировки в кабинет Блестящего Котелка? – спросила она.

Блестящий Котелок было прозвищем директора школы Ласковой Долины.

Элизабет выпрямилась:

– Когда?

Джессика перегнулась через стол и глотнула молока из стакана сестры.

– Только что. Мне сказал Рикки Капальдо. Он думает, Кена выгонят из школы.

– Нет! – охнула Элизабет.

– Так говорят.

Элизабет встала и начала собирать книги.

– Не может быть, – быстро проговорила она. – Я пойду скажу им.

– Что скажешь?

– Извини, Джес, – бросила Элизабет сестре, убегая. – После поболтаем, а сейчас надо действовать.

Она выбежала из буфета и кинулась к кабинету мистера Купера.

Увидев Кена, сидевшего в ожидании в комнатке рядом с кабинетом директора, Элизабет вздохнула с облегчением. Кен сидел на стуле, обхватив руками колени, с виду совсем обессиленный. Когда Элизабет вошла в комнату, он поднял глаза.

– Привет, – устало улыбнулся он. – Пришла протянуть стакан воды умирающему?

Элизабет села рядом:

– Послушай, Кен, может, еще пронесет?

Кен откинул голову.

– Я уже подумываю об армии, но боюсь, предки не согласятся.

– Нет, – сказала Элизабет. – Я зайду вместе с тобой и скажу, что помогала тебе с первым рассказом, но потом мы решили, что второй лучше. Они поверят мне.

Кен снова взглянул на девушку и похлопал ее по руке.

– Нет, Лиз. Это очень мило с твоей стороны, но все равно – нет. Я все обдумал. Они наверняка провалят меня по английскому, и играть я, конечно, не буду. Но поверь, я чувствую себя отлично. Неважно, чем это кончится. Я знаю, что поступил правильно.

С минуту Элизабет смотрела на Кена. Она видела – он принял решение, и понимала, что он прав. Громоздить ложь на ложь – это не привело бы ни к чему хорошему. Рано или поздно правда выплывет наружу, и Кену будет только хуже.

Из кабинета директора показалась секретарша мистера Купера:

– Кен, мистер Купер зовет тебя.

Кен улыбнулся, встал и прошептал, повернувшись к Элизабет:

– Пожелай мне удачи.

Кен глубоко вздохнул и скрылся в кабинете. Элизабет проводила его взглядом.

Кену не случалось присутствовать на процессах об убийстве в день вынесения приговора, но он представлял себе это именно так. Внутри у него все так напряглось, что трудно стало дышать.

Мистер Коллинз и тренер Шульц сидели на диванчике у стены комнаты; мистер Купер с видом верховного судьи восседал за своим письменным столом.

– Здравствуй, Кен, – спокойно произнес он. – Садись, пожалуйста.

Кен сел. Все помолчали с минуту. Мистер Коллинз изучал лежавший перед ним номер «Оракула». Он открыл его на рассказе Кена. Кен усмехнулся, заметив, как блестит в солнечных лучах лысая голова директора. Что ни говори, Блестящий Котелок – на редкость удачное прозвище.

Мистер Купер постучал по газете карандашом и поднял глаза на Кена.

– Этот рассказ вызвал у нас некоторые вопросы, Кен, серьезные вопросы, и мы хотели бы задать их тебе.

Мистер Коллинз со своего диванчика тоже подал голос:

– Я понимаю, писатель имеет право на вымысел. Но ведь что-то в твоем рассказе соответствует действительности? Что именно? И насколько?

Кен огляделся, помедлил секунду, набираясь храбрости.

– Все, – тихо ответил он. – Все правда.

В комнате наступила мертвая тишина.

– Понимаю, – торжественно произнес наконец мистер Купер.

– Нет, не понимаете, – заговорил Кен.

Все взглянули на него немного удивленно. Но больше всех удивился сам Кен. Он не собирался говорить, слова эти вырвались у него непроизвольно.

– По крайней мере, не все понимаете. Первый рассказ написала Элизабет Уэйкфилд. Она не подозревала, что я украду его. Она мне его дала как образец. Но потом все так сложилось… У меня никак не получалось написать рассказ к сроку. Я совсем одурел, потому что все на меня наезжали. Ну… с матчем и так далее. Я запаниковал и поставил свое имя на рассказе Элизабет. – Кен приостановился, пытаясь прочесть свою участь по лицу директора, но застывшая физиономия мистера Купера была непроницаемой. – Мне очень жаль. Но я понимаю, что мои сожаления ничего не значат, и готов понести любое наказание, которое вы сочтете нужным. Но я хотел, чтобы вы поняли.

И опять в комнате воцарилась тишина. Кен видел, что мистер Коллинз и тренер нервно заерзали на диванчике. А потом мистер Купер поднялся, вышел из-за стола.

– Дело очень серьезное, – начал он. – Мне тоже очень жаль. Жаль, что ты украл рассказ, но еще больше жаль, что ты счел это необходимым. Но дело сделано. Теперь вопрос стоит так – что делать дальше? – Директор замолчал и прошелся по кабинету.

Он остановился перед Кеном и решительно продолжал:

– Вообще-то, следовало поставить тебе неудовлетворительную оценку по английскому и исключить на три дня. – Он опять остановился, присел на край стола. – Однако, – добавил он, – были смягчающие обстоятельства.

Впервые у Кена появился слабый проблеск надежды. Он обернулся и посмотрел на тренера Шульца, но тот ничем не поддержал его. Из всех замешанных в этом деле людей Кен сильнее всего подвел тренера. Для Кена дело могло кончиться неудовлетворительной оценкой, а для тренера Шульца это означало проигранный матч с «Пумами».

Директор продолжал:

– На всех нас произвело благоприятное впечатление твое откровенное признание, мы рады, что ты осознал свою ошибку, осознал, что крайне некрасиво было украсть чужое произведение. Мне жаль, что ты поступил нечестно, но я рад, что в конце концов ты сказал правду. Ты не просто откровенно признался, ты повел себя как смелый человек. А смелость заслуживает награды. Мы поступим следующим образом: второй рассказ написан очень хорошо, сдай ты его вовремя, он наверняка был бы оценен высшим баллом. Мистер Коллинз готов зачесть тебе этот рассказ, но отметка будет только «удовлетворительно». Уверен, ты понимаешь почему. Таким образом, ты получаешь проходной балл и можешь участвовать в субботнем матче.

Кен словно оцепенел. Все смотрели на него, очевидно, ожидая изъявлений благодарности, но он лишился дара речи. Он пришел сюда, ожидая худшего, он и надеяться не смел на такой исход.