Джулия Тиммон - Чужая жена

Все четверо беседовали о возрождении Солуэя до наступления темноты. В начале двенадцатого уставшая, но довольная Мораг Уиндленд со всеми попрощалась и удалилась в специально приготовленную для нее комнату в замке.

Нэнси, оживившаяся во время затянувшегося ужина, вспомнила о завтрашней поездке домой, и на сердце ее вновь стало тяжело. Она торопливо поднялась и уже набрала в легкие воздуха, намереваясь как можно веселее пожелать всем спокойной ночи, как Курт остановил ее.

— Подожди, — сказал он, уверенным движением беря молодую женщину за руку. — Нам надо серьезно поговорить.

Курт готовился к этому моменту две с половиной недели. После того ужина, во время которого Нэнси позвонил муж, она замкнулась в себе, стала несловоохотливой и каждый раз, когда он собирался вызвать ее на откровенность, ловко ускользала, словно что-то чувствуя. Курт решил, что непременно заведет с ней разговор именно сегодня, едва узнав, что она поедет домой только утром.

— Серьезно поговорить? — переспросила Нэнси, изумленно округляя глаза.

— Да. — Курт потянул ее за руку, и она вновь опустилась на стул, даже не пытаясь сопротивляться.

Сообразительный Тони, сделав вид, будто вспомнил что-то крайне важное, извинился и незамедлительно удалился. Курт проводил его благодарным взглядом.

— О чем нам разговаривать? — спросила Нэнси еле слышно. — Моя работа все же не вполне тебя устраивает?

— Речь не о работе, Нэнси, — ответил Курт, с ужасом понимая, что не может вспомнить и половины тех слов, которые, готовясь к этому разговору, сотню раз мысленно произносил.

— О чем же? — Молодая женщина приподняла подбородок, как показалось Курту, в попытке защитить себя от сочувствия и жалости.

— О тебе, Нэнси, — произнес он спокойно и по-дружески. — Думаешь, я не замечаю, что с тобой в последнее время творится что-то странное? Полагаешь, я забыл о той беседе, которую мы так и не окончили?

Нэнси расправила плечи, стараясь выглядеть независимой и сильной. С минуту молча смотрела в пространство перед собой, а потом вдруг тяжело вздохнула. Ее алые губы дрогнули, на лицо, ярко освещенное фонарем, легла тень.

— Все, что со мной творится, не имеет никакого отношения ни к замку, ни к тебе, Курт, — пробормотала она устало, переводя на собеседника взгляд. — У меня действительно есть проблемы, но я стараюсь, чтобы они не отражались на работе.

— Послушай… — Курт все еще держал руку молодой женщины в своей и сейчас осторожно сжал ее, — давай на время забудем о делах. Меня интересует, что именно тебя тревожит и не могу ли я чем-то помочь. — Он страшно злился на себя за то, что говорит более сдержанно, чем хотел бы, и за то, что облекает свои мысли и на редкость глубокие чувства в столь банальные слова. — Я давно собирался заговорить с тобой об этом, но в последнее время ты будто нарочно избегаешь меня.

Молодая женщина опять тяжело вздохнула. Курт видел по выражению ее утомленного лица, что Нэнси терзает внутренняя борьба: ей хочется открыться ему, но она не решается.

— В тот день ты сказала, что добиться успеха на выбранном тобой поприще тебе не суждено, — напомнил Курт, пытаясь заставить ее разговориться. — А во время ужина тебе позвонил муж и вы опять поругались. Две эти вещи каким-то образом связаны, правильно?

Нэнси бросила на него настороженный взгляд.

— Подслушивать чужие разговоры невежливо, — заметила она.

— Знаю, — ответил Курт без тени смущения. — Но в крайних случаях и невежливость бывает оправданной.

— В крайних случаях? — Нэнси нахмурилась. — Так ты называешь мою ссору с мужем? Не понимаю…

От желания признаться, как много она для него значит, у Курта сдавило в груди. Чтобы не дать воли чувствам и не спугнуть ее, он немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Меня тревожит твое нынешнее состояние, Нэнси. Точнее, даже страшит. Когда мы познакомились, ты была совсем другой.

Нэнси опустила голову и не ничего не ответила. Курт жадно всматривался в черты ее лица — слегка покрасневшие нежные щеки, густые прямые ресницы, которые она никогда не красила, алые губы, сжаты чуть плотнее, чем всегда. Его так и подмывало заключить ее в объятия, осыпать водопадом ласковых слов, уверить в том, что если она доверится ему, то навек забудет о своих проблемах.

Он не понимал, что с ним происходит. Ни к смешливой Мелани Смит, ни тем более к холодной красавице Розмари, ни к любой другой из подруг его никогда не тянуло со столь неодолимой силой. Курт с ужасом сознавал, что только Нэнси он готов посвятить остаток жизни, лишь ее хочет видеть в роли своей половинки, жены…

— Когда мы познакомились, я еще на что-то надеялась, — пробормотала она убито.

— Надеялась? — Курт озадаченно сдвинул брови.

— Прошу тебя, — взмолилась Нэнси, торопливо убирая руку из его ладони. — Это слишком запутанная история… личного характера…

— Но ты ведь хочешь поделиться со мной, — произнес Курт, пытаясь заглянуть ей в глаза. — Я чувствую, знаю. Нэнси, пожалуйста. Мне почему-то кажется, что помочь тебе в состоянии только я.

Она настолько печально улыбнулась, что Курт едва опять не взял ее за руку. Сидящие за соседними столиками громко разговаривал и смеялся, но он не слышал других голосов, сосредоточенно ожидая ответа Нэнси.

— Нет, Курт, — решительно сказала она, впервые за последние полчаса посмотрев ему прямо в лицо. — Я тронута твоим беспокойством, но помочь мне не в состоянии никто… — Ее голос дрогнул, и она снова опустила глаза.

— Безвыходных ситуаций не бывает, — горячо произнес Курт. — Особенно для таких людей, как ты, — упорных, умных, рассудительных.

— И упорные зависят далеко не только от себя, — ответила Нэнси таким тоном, будто знала наверняка, что на ее долю больше не выпадет радостей. — Огромную роль в нашей судьбе играют близкие люди, а также личные принципы и убеждения. Немаловажно и воспитание — все то, что в тебя с раннего детства вкладывали родители.

— Не совсем понимаю…

Нэнси вскинула голову. В ее бездонных серых глазах одновременно отразилось желание побыстрее закончить этот разговор и жажда наконец-то выговориться. Некоторое время она молчала, потом, собравшись с духом, взволнованно и торопливо начала рассказывать:

— Мой муж не хочет, чтобы я работала. Сначала его злили мои поездки, а потом, когда я пообещала ему, что по окончании этого проекта больше не буду уезжать из Глазго, он потребовал, чтобы о работе я вообще забыла. — Она сглотнула и добавила тише, явно стремясь оправдать категоричность мужа: — Ему хочется, чтобы я сидела дома, чтобы была хранительницей очага. Вот так. — Ее губы растянулись в вымученной улыбке, а глаза заблестели сильнее.