Эшли Дьюал - Если Небо Упадет
— Что в коробке?
— То, что нужно всем и каждому. Друг.
— Друг?
Дима открывает подарок и неожиданно достает оттуда пушистый комок, мяукающий и дергающийся в разные стороны. Серый, словно пыльный. Я удивленно расширяю глаза и восклицаю:
— Господи!
— А нет, — поглаживая котенка, тянет парень. — Никакой это не господи.
Подхожу ближе, касаюсь пальцами воздушной шерсти комочка и улыбаюсь так, будто увидела восьмое чудо света. Помещаю котенка у себя на ладони, трусь щекой о его спинку и шепчу:
— Какая прелесть.
— Это настоящий мужчина, так что будь с ним пожестче, — настаивает Дима. — Я принес туалет, песок, еду, миски. Еще купил витамины.
Не знаю, что сказать. Поднимаю взгляд на парня, поддаюсь странному, сильному порыву и обнимаю его. Крепко.
— Спасибо. — Кладу голову на плечо Димы и закрываю глаза. — Правда.
Мне так много хочется сказать, так много выразить, но я не знаю как. В груди огромный шар из приятных, теплых лоскутов. Он согревает меня, дает надежду. Именно он не позволяет моему огоньку потухнуть. Но как это передать? Как объяснить? Самые важные чувства не выразить словами. Слишком сложно, нереально. Мы говорим примитивные, глупые вещи, и кажемся себе ущербными. Но виноваты отнюдь не мы и не наши ощущения. Виноват человеческий язык, не включающий в себя таких фраз и таких высказываний, которые смогли бы описать привязанность, уважение и любовь в той мере, в которой они заслуживают. Поэтому я просто молчу.
Через пару минут, Дима прерывает тишину.
— Как поговорила со знакомой?
— Нормально, — не выпускаю парня из объятий. Все еще крепко прижимаю к себе. — Мы решили больше не прятаться друг от друга. Или точней, я решила больше этого не делать.
Котенок примостился у Димы на плече. Лежит, смотрит на меня голубыми, круглыми глазами, знакомится. Наконец, я понимаю, что душить парня больше неприлично и отступаю назад.
— Спасибо. Дим, я должна отдать тебе деньги.
— Не выдумывай.
— Я не выдумываю. Ты сам сказал, что…
— Мира, это подарок.
— Но по какому поводу?
— Хм. — Парень задумывается всего на секунду, а потом, хлопнув в ладоши, восклицает. — Как же мы могли забыть? Сегодня день всех зеленоглазых людей.
— Что?
— Не знала? Не слышала? Вот же. Знать надо о таких праздниках, дуреха.
Дима цокает, а я начинаю смеяться. Смотрю на него и думаю: откуда у парня в голове столько странностей? Больше наверно, чем волос.
— Я пойду.
Улыбка спадает. Выпрямляюсь и как можно равнодушней интересуюсь:
— Но почему? У тебя разве не выходной? Мы могли бы посидеть, выпить чай. Я бы сделала блинчики с мясом.
— Заманчивое предложение, но сегодня я тоже работаю. Прости.
— Ладно. Ничего страшного. Увидимся завтра, да?
— Конечно.
Нехотя провожаю парня. Наблюдаю за тем, как он шнурует кроссовки, поправляет ворот черной рубашки. Впитываю каждую мелочь: движение мышц на его руках, пот на шее, запах мыла. Затем подхожу немного ближе, чтобы лучше рассмотреть его странные глаза, и вновь восхищаюсь тем, что кого-то могло испортить. Улыбаюсь, закрывая дверь, и ударяюсь об нее спиной. Зажмуриваюсь. Чувствую что-то родное, будто все подмеченные детали, теперь моя собственность, и вздыхаю. Быть зависимым приятно, когда опиум не маковый сок, а человек.
Неожиданно что-то мягкое касается моих ног. Опускаю взгляд и вижу живой, пушистый ком. Он упорно пытается вскарабкаться по моим икрам куда-то вверх, вытягивает лапки, прижимает огромные уши. Но попытки тщетны. Он так же беззащитен в своих мечтах, как и все люди: хочет достичь высот, не достигнув при этом высоты физической. Иными словами, считает, будто возраст не важен. Важен, как и приобретаемый вместе с ним опыт.
— Что ты? — спрашиваю я и беру котенка на руки. — Наверно хочешь, чтобы я дала тебе имя, так ведь? — он пищит. Считаю это согласием и, упав на диван, задумываюсь. — Как же тебя называть, а? Ты такой серый. Пыльный. И уши большие. Точно! Знаешь, был такой слон в мультике с огромными ушами. Дамбо, кажется. Ну как? — Новоиспеченный друг молчит. — Не нравится что ли? Ладно. Хм. Может, тогда Симба? Кто не любит короля льва? — Котенок вновь не реагирует. Покусывает мой палец и впивается тонкими когтями под кожу. — А ты опасный. Честно, я бы назвала тебя Балто, но это имя, к сожалению, больше подходит собаке. Слушай, а ты не хочешь узнать, почему все варианты из Диснея? Потому что твоя хозяйка обожает мультики. Так-то. — Усмехаюсь. Вздыхаю, думаю о том, что разговариваю с котом и поджимаю губы. Это пугает. — Что ж. Вредный ты. Да и кусаешься к тому же. Тебя впору не положительным героем назвать, а отрицательным. Яго или Аидом. Аидом! — Улыбаюсь, осмотрев котенка, и восклицаю, — точно! Аид. Прекрасное имя для питомца заядлого самоубийцы, тебе так не кажется? — Комок пищит что-то в ответ, и я киваю. Вроде мы нашли общий язык.
Достаю из пакета еду, миски и туалет. Понимаю, как долго придется морочиться с воспитанием животного, но почему-то не пугаюсь. Возможно, мне даже понравится следить за кем-то, ухаживать. Жаль, раньше я не додумалась привязать себя к беззащитному существу, нуждающемуся в заботе. Вдруг я бы расхотела его оставлять? Расхотела бы умирать?
Если спросить: как я решилась свести счеты с жизнью, я не смогу ответить. Правда. Сама до конца не понимаю — почему. Лишь помню, как после похорон пошла не домой, как перелезла через перила на центральном мосту. И помню, как прыгнула. Еще я помню, что всплыла. Тут же. Вода, будто дала мне пощечину и выплюнула на поверхность. Но что ей не понравилось? Неужели не каждый подходит этой черной пучине? В любом случае, я выплыла на берег. К слову, плаваю я хорошо. Легла на пляж и расплакалась, тогда еще от боли. Это была попытка номер один. Пожалуй, самая неуверенная и наивная. Я действительно считала, что умереть просто. Но нет. Это испытание: выдержишь или сломаешься, сможешь или бросишь, решишься или опустишь руки. Сколько же сил нужно иметь, чтобы себя убить. И те люди, которые говорят, будто это удел слабых — ошибаются. Ни один мягкотелый человек не сможет покончить с собой, уж поверьте, потому что это, действительно, страшно. Очень. Но я почему-то не останавливалась. Пузыри в моей голове лопались почти каждую минуту, и я бежала в ванну за лезвием, или кидалась к чемоданчику с успокоительным. Я была одержима. Но сейчас, когда я совсем одна, и когда я могу умереть, или хотя бы попытаться, я ничего не делаю. Просто не хочу. И это так странно. Странно чувствовать себя необязанной страдать или умереть от страданий. Неужели данное ощущение принес в мою жизнь лишь случай, встреча, совпадение. Судьба? Не верю я в судьбу. Но с другой стороны: что это? Пять раз я пыталась себя убить, пять неудачных попыток, чтобы пересечься с ним — с парнем, любящим жизнь так же сильно, как я любила смерть. Неужели у такого нет названия?
