Любить нельзя не верить - Софи Вирго
В итоге порог первой переступает кактус. Ну вы же поняли какой? У него уютно. Светлые обои, минимум мебели. Сразу видно, парень живет. Разуваюсь и отхожу чуть в сторону, давая сделать то же самое хозяину дома. Как-то непривычно. Мы вдвоем, на одной территории. Сколько раз себе представляла такую картину… Поэтому сейчас сердечко предательски заходится от радостного волнения. Вдруг этот день станет началом чего-то долгого и счастливого. Пожалуйста, Игорь, убеди меня остаться.
– Проходи, – и машет рукой в сторону комнат. – Ты прости, у меня не прибрано и немного грязно. Давно не делал уборку. Последнюю неделю было не до того.
Вот он, идеальный момент, чтобы спросить, до чего же ему было дело, но не успеваю, он продолжает свой монолог.
– Чай, кофе? Вроде было печенье, но не уверен. Да и если есть, не факт, что срок годности не закончился в прошлом тысячелетии, – тихо смеюсь, пока парень копошится на кухне и гремит чашками.
Нервничает не меньше моего. Хоть в чем-то мы на равных. Осматриваюсь и застываю, наткнувшись на две вещи: моя фотография в рамке декорированной под кактус и цветущая колючка. И если второе просто вызывает восхищение, то первое заставляет нервничать. Откуда у него этот снимок. Его же даже с сайта института удалили? Конкурс красоты на первом курсе. Я тогда дошла до пятерки претендентов, покрутилась на сцене в выпускном платье и проиграла. Каких усилий стоило тогда подкупить ребят, что вели сайт стереть все следы того глупого финта. И оказывается отголоски уцелели.
– Черный, зеленый? – на пороге появляется виновник моей заминки.
– Откуда у тебя фото? – улыбается фирменной улыбочкой.
– Ну, надо знать, с кем дружить. Так какой чай? – вот же жук, просто так не отстану.
– Черный. Но его при мне удалили. Ты ведь не мог его с тех времен хранить? – боюсь услышать ответ.
– Сам удивился. Но Митька тогда кидал фотки и мне, просил временно подержать, у него компьютер глючил, а потом я забыл удалить. И, как видишь, не зря. Пока мой кактус дулся и не отвечал, я смотрел на ее фото. Ты здесь классно получилась. Такая счастливая и парящая.
– Нет, молчи. Прошу, – прячу лицо в ладонях, чтобы не видел смущения.
– Ксюш, не прячься. Нам надо поговорить. А фото, это просто фото. Дураки, кто тогда голосовал за других. Я болел за тебя до последнего.
Смотрю в глаза и понимаю, что комплименты специально щедро раздаривает, чтобы задобрить. Хитринки в глазах так и пляшут. Ну все, суслик ты эдакий, держись, Ксюша сняла розовые очки и хочет поговорить о суровой реальности. Фото потом обсудим, если будет смысл.
– Ладно, ты зубы мне не заговаривай. Где был всю неделю, что не мог и строчки написать?
Смотрю на него, и готова за грудки трусить. Почему он медлит? Неужели у него есть другая, а привез сюда, чтобы послать не при всех? Стоп. Ксения, включи серое вещество. Будь у него кто-то, твоя фотография не стояла бы на самом видном месте. человек просто подбирает слова.
– Понимаешь, – садится на кресло, приглашая сесть на диван. Дистанция. Отгораживается. – После аварии я ста жить на три фронта: институт, больница и различные службы. То страховая, то полиция. Бесят. С последними смог справится только после звонка дедушке. Та ненормальная чья-то, и ребят хотели выставить виновниками аварии. Марк с парнем рядом ехали, вот их как уличных гонщиков и выставили. Сама понимаешь, страховку выбить сложно, этим, лишь бы повод появился. Я еле вывез эти дни.
– Но ты мог хоть что-то ответить, – не могу ответить в полный голос, поэтому получатся немного хриплый шёпот.
Он усмехается и смотрит на меня с нескрываемой иронией. Так, а вот этого я уже не понимаю. В занятость могу поверить, в то, что уставал дико. Но в то, что не нашел времени даже на вшивый смайлик, никогда не смогу поверить. А теперь смеется. Так, кажется, я ничего не понимаю.
– Может объяснишься вместо того, чтобы скалиться? – бросаю с раздражением.
– Начистоту? – киваю, потому что иначе не надо. – Ты бы разозлилась еще больше чем сейчас.
Не выдержала, засмеялась в голос. Вы это слышали? Обиделась бы еще больше. Вот ведь нахал. Ну я сейчас тебе устрою. Пыхчу как паровоз и ищу чем бы в него бросить. Диванная подушка попадается под руку самой первой. Хватаю ее, чем заставляю парня напрячься.
– Разозлилась еще больше? Зато сейчас я в бешенстве. Доволен? Да напиши ты мне хоть слово, что занят, что загнан как хомячок в своем колесе, я бы поняла. Конечно, так ведь легко меня теперь выставить виноватой. Вот тебе, – и кинула в него подушкой, и резко подошла к парню, выхватывая ее из его рук. – Вот тебе, вот. Гад ползучий, козел горный, да чтобы ты провалился. Получай, за каждый нерв потраченный. Вот тебе.
Подушка летала, как только могла, но эта зараза каждый раз уворачивался. Вроде сиди на месте, я стою, преимущество на моей стороне. Нет же, ему везет.
– Так, все, мне это надоело, – с легким раздражением говорит Игорь, и перехватила под коленями, поднимает воздух.
– Поставь меня на землю, шпала ты эдакая. Немедленно поставь. Я высоты боюсь, – последний писк спас от нападения врага.
– Врешь, – и меня кинули на диван, нависая сверху. – Ты не боишься высоты. Я помню, как ты спокойно забиралась на стремянке к макушке трехметровой елки в актовом зале. Будешь отпираться?
Раскусил. Лежу насупленная и крайне недовольная, что он так хорошо меня знает. Это ведь было не в этом году. Получается, он давно меня замечал, просто не обращал внимания? Не была достаточно хороша, или сам был не готов? Можно только гадать, точный ответ все равно никто не скажет. Из вредности. В этом мы стоим друг друга.
– Ксюш, ну, будь честна хотя бы с собой. ты бы посчитала, что я от тебя отмахнулся и пытаюсь отделаться. Ведь так? Банальное «я замотался как Бобик, подожди несколько дней» было бы воспринято как подачка, отмашка. Я уже понял, что вы с Аринкой жили абстрагировано от институтских сплетен и новостей, ведь ты бы не стала так злиться, знай, что Марк в больнице, а некий негодяй Солнцев разрывается на сто мест и тысячу дел одновременно.
Смотрю в его глаза и понимаю – прав. В чатиках давно не сидела, от событий давно отошла.
