Тара Пэмми - Обмани, но не покидай
Глава 7
Расхаживая по кабинету в доме, который он столько лет старательно избегал, Натан безуспешно сражался с нахлынувшими воспоминаниями. Как же он когда-то любил этот кабинет с книжными полками от пола до потолка и стеклянными дверями на веранду…
На полу толстый персидский ковер, материнская гордость, на котором он в детстве играл у ее ног, а в воздухе до сих пор витает аромат старых книг, пропитавший все его воспоминания.
В груди Натана всколыхнулись совершенно ненужные сейчас чувства.
Сколько же светлых вечеров они провели здесь все вместе, сколько было смеха и радости… А как он любил сидеть у камина, пока отец читал им вслух, а мать сидела за вязанием… Натан вдруг понял, что, оказывается, и в его жизни были счастливые кануны Рождества, но потом все затмили сорванные футбольные матчи, а походы к врачу стали чем-то привычным и обыденным. Перед тем как привычным и обыденным стал страх, заполнивший все пространство, не оставляя места радости и покою.
Неужели все действительно началось с того, что он едва не умер, потеряв сознание во время футбольного матча? Или с того, что матери постепенно становилось все хуже и хуже? Или все же точкой отсчета стала связь отца с Джеки?
Только какая теперь разница?
– Привет, Нат, – тихо поздоровался отец, закрывая за собой дверь.
Разумеется, Мария уже успела подробно рассказать о его болезни, но все равно одно дело слышать и совершенно другое – увидеть все собственными глазами… И Натан вдруг осознал, что больше не может оставаться безучастным.
Потускневший взгляд, темные круги под глазами, иссохшие, ссутуленные плечи…
Натан мгновенно встревожился.
Но он же не хочет вообще ничего к нему чувствовать! И все из-за этой чертовой Рии. С чего ей вообще понадобилось создавать им обоим столько ненужных сложностей?
– Нат, я так рад снова тебя видеть. Рия мне рассказала о твоих приключениях, успехе и могуществе. Я горжусь тобой.
Не в силах говорить, Натан лишь кивнул. Неужели он оказался такой же размазней, как и Рия? Всего одно доброе слово от отца, и язык уже не слушается.
В нем мгновенно вспыхнула дикая смесь обиды, ярости и гнева, испугавшая Натана куда сильнее, чем проблемы с дыханием прошлой ночью.
Стоит лишь позволить одной эмоции поднять голову, как за ней разом хлынут и остальные, а в итоге все опять затмит липкий, всепоглощающий страх.
Он и так уже слишком многое выпустил из-под контроля. А чтобы сохранить этот контроль, ему ни в коем случае нельзя забывать все то, что совсем не хочется помнить и из-за чего ему пришлось уйти из дому и всю жизнь прожить в одиночестве.
– Давай не будем ничего усложнять и открыто признаем, что это всего лишь страх и сожаление, нормальные для человека, застывшего на пороге смерти.
Отец дернулся, как от удара, но на этот раз в душе Натана ничего не шевельнулось. Не было даже удовлетворения удачным выстрелом, а в уголках так похожих на его собственные голубых глаз отца закипели слезы.
– Нат, мне очень жаль, что после ее смерти ты не смог здесь остаться.
Он просто не смог вынести обрушавшейся на него лавины из смеси страха, любви и отчаяния.
– Мне было так больно. Смерть матери, страх повторить ее судьбу… Но ты хоть представляешь, что она должна была чувствовать, узнав, что ты связался с другой женщиной? Ты представляешь, сколько боли ей причинил?
– Я совершил ужасную ошибку, но я не мог просто стоять и смотреть, как она день ото дня угасает. И переполнявший страх толкнул меня к Джеки. А твоя мать… Я сразу ей все рассказал, и она меня простила.
– Не верю.
Усевшись в кресло, отец спрятал лицо в ладонях, а Натан все еще пытался осознать сказанное.
Неужели Жаклин Спеар действительно стала для него тем, чем не могла больше быть мать? Ярким, живым огнем, способным удержать на плаву тонущего в море отчаяния и страха человека? Он всегда считал, что именно отец виноват в судьбе матери, но что, если он всю жизнь ошибался, а на самом деле все было с точностью до наоборот?
Что, если, увидев, что мать потеряла всякую волю к жизни, отец и потянулся к Джеки? Предательство все равно оставалось предательством, но разве Натан не успел на собственном опыте узнать, что способен сотворить с человеком страх? Как он выворачивает наизнанку все чувства и стремления?
– Я не вправе тебя винить в недоверии. За эти годы я о многом успел пожалеть, но больше всего я жалел именно о том, что оттолкнул тебя собственной трусостью.
– Но если ты действительно жалел, зачем ты притащил сюда Джеки с Рией? Что это, если не оскорбление памяти Анны?
Вытерев лицо трясущимися руками, отец посмотрел Натану в глаза.
– Я совершил настоящую гнусность и потом много лет не мог заставить себя не только жениться, но и вообще смотреть на Джеки. Она стала величайшей ошибкой моей жизни, но я не мог сделать ничего, что повредило бы Рии. Я не мог просто взять и отвернуться от ребенка, отчаянно нуждавшегося в заботе и опеке, а Джеки… Тогда она все никак не могла оправиться от развода. Именно страх свел нас вместе. А Рия заставила меня задуматься, как мне следовало бы вести себя с тобой. Заботясь о ней, я как бы пытался искупить перед тобой вину.
Не в силах говорить, Натан лишь молча кивнул, радуясь, что из всей этой лжи и обманов родилось хоть что-то хорошее.
Потому что человек, смотревший на него больными глазами и взявший на себя заботу о чужой дочери, был ему знаком. Именно таким он запомнил отца до того, как все пошло под откос.
– Поэтому ты и подарил ей поместье?
– Я не имел ни малейшего представления, что с тобой стало и как тебя найти. И, почувствовав, что умираю, я решил, что лучше всего оставить его именно ей. Рия всем сердцем любит дом и землю. Совсем как Анна. А когда я все потерял, именно Джеки и Рия помогли мне обрести новый смысл. Думаю, справедливо, что теперь она здесь полноправная хозяйка.
Не в силах справиться с переполнявшими его чувствами, Натан снова покачал головой. Мама всегда была доброй и великодушной и наверняка не стала бы возражать, чтобы ее дом перешел к Рии. Но сам он таким не был и не мог просто уйти, оставив единственное место, которое хоть что-то для него значило, другому человеку.
Потому что тогда в его жизни вообще не осталось бы ничего значащего.
– Я готов заплатить любую сумму, но этот дом принадлежит мне. Раз она тебя слушается, скажи, чтоб перестала со мной играть и подписала бумаги.
– О чем ты? – нахмурился отец.
– Я попросил ее продать мне поместье, но она потребовала, чтобы сперва я с тобой встретился. И остался здесь на два месяца.
– Понятно. – Отец снова опустился в кресло.
– Что случилось? – бросился к нему Натан. – Тебе снова плохо?
