Господин (СИ) - Князева Мари

— Какие мягкие… — пробормотал он. — Обожаю твои волосы. Хочу, чтобы у нашей дочери были такие же ангельские локоны…

Я окаменела. Дочери! Этот человек так ничего и не понял…

— Я предлагаю тебе стать моей законной женой, — словно в ответ на мои мысли, произнес Халиб ласковым рокочущим басом, развернув меня к себе.

— Третьей? — спросила я с издевкой.

— А ты согласна быть только первой?

— Нет, только единственной.

— Это невозможно.

— Возможно, но…

— Не смей даже думать об этом, не то что вслух произносить! Ты принадлежишь мне! Понятно?! Я не собираюсь тебя отпускать!

— Разве рабыня может стать законной женой?

— Я освобожу тебя.

— Тогда у меня будет право отказаться от брака, разве нет?

Лицо господина скривилось:

— Да какого черта тебе от него отказываться?!

— Потому что я хочу домой.

— Здесь твой дом.

— Я не согласна.

— Значит, останешься рабыней до тех пор, пока не смиришься!

Я отвернулась, чтобы незаметно смахнуть слезу. Чертов эгоист! Чертова страна! Чертовы мужчины!!

Глава 20. Халиб Терджан

Эта женщина сводит меня с ума. Своим упрямством, прежде всего. Но как ей объяснить, я не знаю. Что все будет хорошо, стоит ей только сдаться. Что я окружу ее всем, чем только можно окружить женщину и что делает ее счастливой. Что я буду сдувать с нее пылинки и носить на руках. Что у меня уже не только сердце, но все тело болит от нестерпимого желания и невозможности ею обладать.

Конечно, заставить ее легче легкого. Взять силой или пригрозить. Это на словах они все смелые, а как до дела дойдет — побежит обменивать жизнь на свое тело, как миленькая. Но… сам не знаю, зачем, но она нужна мне целиком, с душой и сердцем. Я хочу, чтобы она любила и желала меня, как и я ее. Самое смешное и нелепое в этой ситуации то, что я почти уверен: мои чувства взаимны. Но она продолжает упираться! Упрямая девчонка…

Эта идиотская жажда взаимности поселилась во мне с самого начала — с нашего странного и удивительного знакомства. Разве не чудно, что Ева не знала, как выглядит ее господин? Прожила в моем доме столько времени и не видела меня ни разу. Но самым удивительным был тот способ, каким она обратила на себя мое внимание. Я бы и не заметил ее: обычная служанка, симпатичная белая девушка — я сотни таких видал в своем и чужих домах. Но Ева обняла меня за то, что я говорю по-английски, и в этих объятиях чувствовалось столько отчаянной тоски и боли одиночества и в то же время столько тепла — невыразимо целомудренного, словно мы с ней старые друзья или потерявшиеся родственники.

Любопытство к этой необычной девушке помножилось на вынужденную изоляцию из-за размытой дороги, и я упоением принялся играть с ней в предложенную ею игру. Очень трогательной была ее забота обо мне, например, в виде десерта, украденного для меня на кухне, но первое время у меня и в мыслях не было ничего романтического: я прекрасно знал, что такая красивая женщина никогда не стала бы горничной, если бы была девственна, а значит, ее тело не представляет для меня ценности: я ни за что не стал бы подбирать объедки с чужого стола, да еще стола иноверцев. Поэтому я просто наслаждался необычным общением: практически никогда я не беседовал так много с женщинами — даже со своими женами, хотя они обе образованны и начитанны — а уж тем более с представительницами чужой национальности. Такие имелись у меня и в гареме, и среди служанок, но… разговаривать с ними — это казалось мне до смешного нелепым.

Поэтому мы с Евой играли в дружбу — и это было довольно увлекательно. Она очень хорошо говорит по-английски и хотя наш диалог не всегда шел гладко (порой приходилось прибегать к объяснениям незнакомых слов через знакомые или к жестам), беседовать с ней было сплошным удовольствием, да еще и пользой: мы улучшали лингвистические навыки друг друга.

Я сам не помню, когда именно это случилось — когда щелкнул переключатель, но в один прекрасный (или ужасный?) момент, уже дома, я понял, что мне ее не хватает. Что мне хочется услышать ее голос, рассказать о том или об этом. Дошло до того, что я стал регулярно заглядывать в английский словарь — посмотреть, как переводится то или иное слово, будто постоянно мысленно веду с Евой диалог, объясняя различные объекты и явления из своей жизни. Тогда мне пришла в голову "гениальная" мысль — написать ей письмо и проверить, ответит она мне или нет. Я решил, что если ответит, значит, тоже скучает по мне, и у нас могут быть какие-то отношения. Какие именно — я не стал додумывать до конца, просто спрятал эти мысли на дне сознания, хотя любому ясно, что за отношения бывают между взрослым мужчиной и молодой привлекательной девушкой.

И она ответила. А я окончательно понял, что пропал. Выгнал присланную мне Дальхотом наложницу, перечитал Евино письмо, наверное, раз десять — только что не целовал его. Но понюхать позволил себе. Ничем не пахнет — просто бумага. Ну конечно, откуда у служанки духи? Само собой, когда я обнимал ее, то чувствовал ее тонкий, нежный аромат, но письму он, к сожалению не передался. Да, я сильно сожалел об этом и желал прижать девушку к себе, вдохнуть ее запах, попробовать ее кожу губами на вкус. Эти чувства встревожили меня, я решил бороться с собой, потому что роман с подобной женщиной не сулил ничего хорошего, если рассматривать его с рациональной, нравственной точки зрения. Но надолго меня не хватило.

Она снилась мне, манила, завораживала. Я проводил ночи с другими рабынями — выбирал как можно более похожих на нее, но это не помогало. Я не чувствовал удовлетворения, сколько ни старался. Только горькую тоску, жажду, томление. В такую беспросветную ночь я написал Еве второе письмо. Мне до боли в груди важно было знать, взаимно ли мое желание встретиться с нею.

И я узнал. И впал в форменное бешенство, прочитав ответ. На что она намекает! Что я старик! Что она годится мне в дочери! Нахальная девица! Да я… в полном расцвете сил! Если бы только мне представилась возможность доказать ей это, клянусь, она не ушла бы от меня живой! Разве что полуживой, где-нибудь на рассвете. А впрочем нет, я не отпустил бы ее и тогда. Скрутил бы по рукам и ногам и оставил в постели рядом с собой. Вот уже лет десять я не просыпался рядом с женщиной — всегда выгонял после всего. Но Ева — совсем другое дело. Хочу держать ее в руках, хочу срастись с ней в одно целое, хочу чувствовать ее рядом… Хочу, хочу, ХОЧУ!!!

Мое третье письмо было пропитано этим желанием и гневом, смешавшимися в один сногсшибательный коктейль. Ее ответы всегда приходили через день-два, а тут — тишина. Я вытерпел неделю, а потом сорвался. Как глупый влюбленный юнец. Словно мне 20, а не 44. Провел в пути почти целый день, просто чтобы заглянуть ей в глаза, увидеть ее улыбку. Понять, что все хорошо — просто она не знает, как ответить. Ничего удивительного: я устроил целую проповедь в последнем письме. Конечно, ей не стоило пугаться — это глупо, но вот такая уж она чувствительная, что тут поделаешь? И мне нравится ее чувствительность…

Увидев, как она улыбается и машет мне с балкона, я принял решение: мне нужно забрать ее к себе домой, иначе я не буду знать покоя. Эта улыбка — мне необходимо видеть ее каждый день. Знать, что моя Ева в безопасности, что она в хорошем настроении и любит меня — хотя бы как друга и защитника.

Очень помогла информация о ее профессии — я быстро состряпал идею с "работой", поручил главному помощнику написать техническое задание. Задача была настоящей, давно запланированной, но отложенной в долгий ящик, и я знал, что Ева не справится с ней в одиночку: такие вещи всегда разрабатываются командой разработчиков и дизайнеров — мы уже заказывали нечто в этом духе для другого предприятия холдинга. Но мне нужно было усыпить бдительность моей подозрительной и несговорчивой рабыни — я видел, как она напряжена из-за этого переезда, отдельной комнаты, моих взглядов и объятий.