Серебряная луна - Крамер Элли
Харли затравленно огляделся, потом крякнул, расправил пышные усы и изрек:
– Стало быть, Билли, ты и сам все прекрасно понимаешь, так что и нечего об этом разговаривать! Завтракать будете?
Мэри и Билл переглянулись и захохотали.
Через три четверти часа на веранде воцарились мир и покой. Харли курил трубку, Гортензия намазывала маслом пятую по счету булочку, Мэри и Билл смотрели друг на друга. Потом Мэри задумчиво сказала:
– Страшно подумать: если бы не Ник с его предложением…
Гортензия упустила булочку.
– Ой! Я совершенно забыла о юных героях!
– О чем ты, бабушка?
– О Грейсоне и Дотти.
– О Боже! Дотти! Я же обещала ей прийти пораньше…
На лице Гортензии расцвела ехидная ухмылка.
– Поскольку сейчас начало шестого, ты не наврала. Уж пораньше, так пораньше. Дело в другом. Они пошли тебя искать.
– Кто?
– Дотти и Ник. Он собирался извиниться и сделать тебе предложение еще раз, а Дотти решила сопровождать его, чтобы не было так страшно.
– И чем все закончилось?
– А я почем знаю! Судя по всему, они тебя не нашли. Придем домой – узнаем, не надо ли теперь искать их самих.
Домой отправились все вместе. Харли возглавлял процессию, за ним бодро топала Гортензия, а замыкали шествие Билл и Мэри, державшиеся за руки.
У калитки Кривого домишки их встретила толпа народа. Суровая, но спокойная миссис Хоул, мать Дотти, растрепанная и заплаканная миссис Грейсон, а также группа сочувствующих под предводительством миссис Стейн и миссис Бримуорти. Последняя при виде Уиллингтона старшего издала душераздирающий крик и метнулась на противоположную сторону улицы.
Харли ухмыльнулся абсолютно волчьей улыбкой.
– Доброе утро, дамы.
Гортензия шагнула вперед и сердито уставилась мимо миссис Грейсон.
– Чему обязана? Неужто кто-то из вас рожает, леди?
Миссис Грейсон облизнула губы.
– Миссис Вейл, я понимаю, мы никогда не были дружны, но… Гортензия, Боже мой, я места себе не нахожу! Умоляю, скажите, вы не видели Ника?
Щуплая Гортензия ухитрилась посмотреть на дородную миссис Грейсон сверху вниз и высокомерно процедила:
– Я видела молодого Грейсона, как и все в этой деревне, и не один раз. Если вы имеете в виду последние полчаса – то нет. Не видела. И не понимаю, с чего бы мне его видеть. Вы его из дома выгнали?
Миссис Грейсон взмахнула руками и залилась плачем. Высокая и строгая миссис Хоул нетерпеливо взмахнула рукой.
– Хватит, Гортензия. Имей немного такта.
Мы все знаем о вашей размолвке, но сейчас не время. К тому же уж я-то доподлинно знаю, что Дотти собиралась ночевать у вас. Мэри, это правда?
– Да, миссис Хоул, но я…
– Помолчи, Мэри. Твоя дочка, Летиция, была у нас вчера вечером, мы с ней пили чай и болтали, то есть болтала, в основном, она. Мэри задержалась на работе. Потом к нам вломился молодой Грейсон…
– Боже, Ник не мог…
– Мог! И вломился! Он был малость не в себе, если спросите мое мнение, как медицинского работника. Порывался бежать в ночь и кого-то спасать. Твоя дочь, Летиция, изъявила немедленное желание спасти самого молодого Грейсона, и они оба удалились в ночь. Это все.
– Но…
– Об остальном спросите своих детей сами.
– Но как…
– Очень просто!
Гортензия выпрямилась и бросила красноречивый взгляд за спины собравшихся. Все обернулись.
Красивый молодой человек в синем помятом костюме и золотоволосая пухленькая девушка брели по Центральной улице, взявшись за руки. Они были в грязи, в волосах застряли стебли травы, светлая блузка девушки напоминала рубище театрального нищего. Молодой человек был столь же чумаз. Тем удивительнее выглядело выражение, застывшее на их лицах.
Дотти Хоул и Ник Грейсон, если судить по их лицам, были полностью и абсолютно счастливы.
Ник совершенно случайно поднял голову и с отстраненным изумлением обозрел молчаливую группу дам Грин-Вэлли. При виде Мэри он несколько ожил.
– О, Мэри, ты нашлась? Хорошо. Здравствуйте, мистер Уиллингтон. И вы…, мистер Уиллингтон. Мама, почему ты здесь в такую рань?
Не дождавшись ответа, молодой Грейсон увел за собой Дотти. Когда они скрылись за поворотом, тишина была нарушена общим вздохом. Затем Гортензия заявила:
– На твоем месте, Летиция, я бы подумала о приданом.
Миссис Хоул подпрыгнула на месте.
– Что ты несешь, Гортензия Вейл! Моя дочь честная девушка…
– Вот именно. Как честная девушка, она теперь должна выйти за него замуж.
– Дотти и Ник очень дружат…
Голосок миссис Бримуорти напоминал уксус, в котором растворили килограмм сахарина.
– Мне тоже так кажется, милая Летиция.
ОЧЕНЬ дружат. Это прямо-таки бросается в глаза.
Дамы Грин-Вэлли прошли отличную жизненную школу Они прекрасно знали, когда и чью сторону следует занимать. Петиция Хоул была достойным противником миссис Бримуорти, так что голоса были поделены поровну. Надвигалась буря, и под ее прикрытием Гортензия и Мэри торопливо распрощались с обоими Уиллингтонами и юркнули в калитку.
Мэри с наслаждением рухнула в свою постель и проспала до полудня. Разбудил ее голос Гортензии, о чем-то споривший с Харли. Тот возражал, но как-то безнадежно.
– ., пусть едет. Он должен покончить с этим, вот и все. Ну да, да, можно просто послать письмо с просьбой об увольнении, можно спрятаться у тебя на холме – и что дальше? Им с девочкой здесь жить. Или ты хочешь, чтобы они удрали из родных мест?
– Горти, я разве говорю чего? Просто боязно мне. Он ведь первый день, как спит нормально, вот прям по приходе и завалился! А,тут это письмо. Я уж и над паром хотел подержать, да струхнул. Билли ведь легавый, сразу поймет, что я лазил в конверт.
– Отдай ему письмо и спроси, в чем там дело. Ой, Харли Уиллингтон, не знала я, что ты такой нерешительный теленок!
Мэри торопливо натянула футболку и джинсы, задержалась на миг перед зеркалом, осторожно провела пальцами по груди… Здесь несколько часов назад покоилась голова Билла. Ее любимого. Ее единственного.
Она слегка покраснела и бросилась вниз.
Гортензия расхаживала по дорожке, Харли сидел на ступеньках. При виде Мэри он просиял.
– Проснулась, коза? А мой спит до сих пор.
Вылечила ты его.
– Я очень на это надеюсь. А что за письмо?
Я случайно услышала наверху…
Гортензия фыркнула.
– Ха! Случайно! Ладно врать-то. Из Лондона письмо, официальное. Со штампом Скотланд-Ярда. Харли его спрятал и теперь гадает, отдавать его Биллу или нет.
– Дядя Харли, конечно отдавать! Ведь Билл ждет решения…
– Так-то оно так, дочка, да ведь смотря какое решение.
– Любое! Ему нужно покончить с этой историей, освободиться от этого раз и навсегда.
Отдавайте и не сомневайтесь. Хотите, я отдам?
– Хочу!
– Еще чего! У, старый браконьер! Ты, значит, письмо спер, а она должна отвечать?
– А мы не скажем, что я его спер…
Мэри взяла письмо и направилась к калитке…
Позади нее разгоралась война насмерть. Девушка с улыбкой слушала доносившиеся до нее фразы и вспоминала бабушку Аманду. Как они ругались с Гортензией! Гомер и Шекспир обзавидовались бы!
– Ох, и вредная же ты бабка, Горти Вейл!
– А ты дед, сто лет в обед, обалдуй и пьяница. Нахлестался сегодня ночью своих декоктов, а теперь робеешь.
– Да ты ж со мной пила!
– Я? Да что это ты такое говоришь, Харли Уиллингтон! Сколько я выпила? А ты сколько?
– Да уж выпила…
– Попрекаешь, значит? Скопидом несчастный!
– Это я-то скопидом?…
Мэри усмехнулась и торопливо направилась к дому на холме.
Билл читал письмо, сигарета дотлевала у него в пальцах, а Мэри сидела напротив за столом и терпеливо ждала.
Лицо Билла не выражало абсолютно ничего, только скулы немного заострились. Дочитав и перечитав, он протянул листок бумаги Мэри.
– Я не понимаю, Билл. Тут очень много каких-то номеров…
– Это номер уголовного дела, номер моего личного дела, ну и всякие исходящие-входящие. Смысл в том, что расследование закончено, и меня приглашают явиться для оглашения решения комиссии. Если не явлюсь, пришлют письменно, еще через пару недель.
