Снежинка для шейха. Украденная дочь - Роза Александрия
Мне уже все равно! Достаточно надо мной уже поиздевались в этой стране!
Карим хватает меня за шею, несильно, но довольно крепко, и наклоняется ближе.
— Я спас тебя! — рычит мне в лицо. — И теперь ты моя. Вся. Ты будешь делать только то, что я тебе скажу, поняла?!
Я замираю. Как бы я ни храбрилась, но от слов мужчины все внутри немеет от страха.
— Ты меня поняла?! Отвечай! – нажимает он на шею сильнее.
Страх толкает меня на крайнюю отчаянность.
Чувствую, что этот мужчина может сделать со мной что угодно. Даже если он сейчас убьет меня прямо здесь и сейчас, никто не узнает.
Да и дела никому не будет.
И это ощущение, что вся моя недолгая жизнь сейчас сфокусирована в руках другого человека, пугает до смерти.
Одно его неловкое движение — и мне конец.
Кроме того, что это дико пугает, это еще и дико злит.
У меня ничего не осталось! Ни свободы, ни счастья, ни выбора, даже своим телом я не могу распоряжаться!
Да кто они такие? Думают, что боги?!
— Я не ваша наложница! Не подстилка вроде Назифы или других! Я свободный человек! У меня есть права! А вы меня украли! — выплевываю я. – В моей стране тебя бы посадили в тюрьму! Всех вас!
— Но, как ты уже успела заметить, ты не в своей стране! И не попадешь туда больше! Так что привыкай… — усмехается он, становясь похожим на дикую пантеру, оскалившуюся в ожидании вкусного ужина.
Вопреки всему, Карим все же отпускает мою шею, но не отодвигается ни на миллиметр. Наоборот — он притягивает меня к себе и ведет носом по шее, отчего я замираю в ужасе.
Такое впечатление, что он сейчас зубами разорвет мне кожу…
Но нет. Карим только вдыхает запах моих волос и тихо шепчет:
— Хватит бегать от меня. Сегодня ночью ты будешь моей!
Нет!
Я мотаю головой, отпрянув назад, и шепчу пересохшими губами:
— Нет! Я не сдамся! Лучше убейте сразу!
Карим усмехается, а я чуть не теряю сознание от понимания своей беспомощности.
Этот мужчина напоминает мне хищника. Дикого и беспощадного. Ослушаться Карима не представляется возможности.
И видит бог, что понравиться такому — настоящее проклятие.
Глава 11
Глава 11
— Иди, Хафифа приведет тебя в порядок!
Я сжимаю губы и с ненавистью смотрю на Карима.
Если он думает, что я так просто ему отдамся, он ошибается.
— Ты мне не повелитель! — отвечаю я. — Я не дам тебе даже прикоснуться к себе, понял?
Вижу, как в глазах мужчины зажигается огонь злости. Он заглядывает мне в глаза, стоя так близко, что я боюсь дышать, и рычит:
— Ты знаешь, как я наказываю непослушных рабынь?
Молчу, зная, что не хочу даже слышать об этом, но мужчина не ждет моего ответа. Он приближает лицо настолько близко, что наши губы практически соприкасаются, и хватает пальцами подбородок, чтобы я не отводила глаза.
— Я выгоняю их из своего дома. Девушки не могут здесь жить без опеки мужчины, так что вам одна дорога — в бордель или в петлю! И поверь, когда ты выйдешь отсюда, на тебе не будет живого места…
От его шепота у меня бегут мурашки по коже. Неужели он настолько жесток? Или здесь просто нет нежестоких мужчин?
— Ты будешь меня слушаться, если не хочешь попасть на улицу, поняла?
Я киваю, в страхе гладя в жгучие зеленые глаза. Сейчас в них плещется жидкий огонь, который заставляет все внутренности сворачиваться от ужаса.
— Хафифа, я знаю, что ты за дверью! Уведи ее!
Она же появляется на пороге и, не скрывая злорадной усмешки, хватает меня под локоть.
— Пошли!
Я плетусь за Хафифой, чувствуя, как внутри все сводит от тревоги.
Сегодня ночью я лишусь невинности? Неужели все будет именно так?
Ведь я хотела сделать это по своей воле, с человеком, которого люблю, а не с жестоким незнакомцем, который и любить-то не умеет.
Меня приводят в купальни, и уже знакомые одалиски приступают к помощи мне в водных процедурах.
Несколько часов меня моют, просушивают волосы, натирают маслами. Царапины и ссадины, которые оставила Хафифа, еще очень ноют, но я стараюсь не подавать виду. Знаю свой организм, они будут заживать еще очень долго.
Доделав все, девушки заворачивают меня в халат, ведут обратно в свою комнату.
Хафифа подозрительно молчаливая, но и я особо не хочу разговаривать. Все мои мысли занимает исключительно предстоящая ночь.
— Сиди, сейчас вернусь!
Женщина уходит, закрывая за собой дверь на ключ, а я вздыхаю, усаживаясь на подоконник.
Зря заперла. Даже если бы я хотела сбежать, то явно не могла бы из-за слабости. Страх и голодовка дают о себе знать.
Тем более слова Карима о том, что девушке без мужчины здесь не выжить, бередят душу. Куда я пойду? Да еще и без паспорта…
Вскоре дверь открывается и мне приносят обед.
Не хочу есть, но аромат горячего так манит, что я не могу удержаться.
До вечера я сижу на мягком подоконнике и считаю минуты до захода солнца. С каждым мгновением становится темнее не только на улице, но и в моей душе.
За дверью тоже тишина. Как бы я ни прислушивалась, не могла отличить ни звука, ни шага, что еще больше злило и наводило ужас.
Когда дверь распахнулась, я уже настолько себя накрутила, что казалось, вот-вот потеряю сознание.
— Одевайся! Время пришло!
Хафифа стояла в полный рост передо мной, а девушки позади нее раскладывали платье, платки, обувь и украшения.
— Это все мне? — спрашиваю я не без удивления. Встаю и аккуратно касаюсь невесомого бледно-голубого шелка.
— Не обольщайся! Это платье одолжила тебе одна из наложниц. Будь аккуратна! Вернешь после ночи!
— Утром? — переспрашиваю я, а женщина заливисто смеется.
— Ты рассчитываешь так ублажить повелителя, что он оставит тебя на ночь? — Она хватается за живот и хохочет, оглядываясь на девочек. — Нет, ну вы слышали?
Те слегка ухмыляются, боясь рассердить хозяйку, но особо не разделяют ее радости.
— Еще никому не удавалось остаться на ночь с Каримом. У него много завистников. И через такую, как ты, до него могут добраться. Должна понимать, что такой высокопоставленный человек не оставит абы кого рядом с собой на ночь!
— Но я спросила только насчет платья…
— Платье вернешь, и точка. Тебе никто ничего шить не собирается! Разве что рабочее платье! Или ты думала, что завоевала повелителя? — шипит женщина. — Так вот я тебя разочарую! Одна ночь — это все, на что ты можешь рассчитывать! Он поиграет тобой, как заморской диковинкой, и забудет!
Я прищуриваюсь, понимая, что хочу ее