Эмма Ричмонд - Феникс, любимая…

Затем он позволил ей совершить свое собственное путешествие по его телу, пока они совершенно не выдохлись, усталые и счастливые.

— Я сейчас чувствую себя на все сто четыре года, — сказала она, и ее голос слегка дрожал.

Нэш прижался к ней. Даже после бурной страсти ему не хотелось выпускать ее из объятий.

— Не ври, ты выглядишь только на двадцать восемь. А вот мне сейчас, по крайней мере, двести три.

Феникс фыркнула и рассмеялась; правда, смех ее прозвучал немного нервно. Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и, нащупав сзади отброшенное покрывало, прикрыла им бедра.

Нэш тут же отбросил покрывало.

— Нельзя, — ласково пояснил он.

— Правда, нельзя?

— Нет. — Он провел теплой ладонью по ее бедру там, где только что было покрывало; по телу Феникс пробежала дрожь. — Я должен прикасаться к тебе. Это сильнее меня.

— О, Нэш, — беспомощно прошептала она, глядя ему прямо в глаза.

Он только нежно улыбнулся ей и поудобнее устроил ее в своих объятиях.

— Почему ты заказал ужин в номер? — тихо спросила она.

— Не знаю, что тебе ответить. Я вообще-то не очень четко соображаю, когда ты рядом.

— А я вообще не думаю!

— Вот и хорошо.

Они не улыбнулись друг другу. Только посмотрели испытующе.

— Я видел, что ты ничего не съела в кафе, — сказал он приглушенно.

— А теперь умираю от голода.

— Думаю, сандвичи сейчас в самый раз. А если хочешь, я могу позвонить вниз, и нам принесут что-нибудь более существенное.

Она покачала головой. С выражением видимого сожаления, которое даже польстило Нэшу, Феникс отпустила его и, грациозно перегнувшись через него, взяла тарелку с бутербродами. Подложив под спину подушки, она сняла верхнюю тарелку и начала трапезу.

— Ты нравишься женщинам, да? — спросила Феникс.

Откинувшись на подушки так, чтобы лучше видеть ее лицо, Нэш притворно удивился:

— Почему ты так думаешь?

— Ты необыкновенно сексуален — правда, непонятно почему, — пробормотала она с озорной улыбкой. Покончив с одним сандвичем, Феникс взялась за второй. — То есть я хочу сказать, что ты по-мужски очень привлекателен, у тебя такие глаза, за которые и умереть не жалко, но ты не выглядишь… как бы это сказать? Активным, энергичным, что ли. А на самом деле ты именно такой. Без сомнения, ты умен, но прячешь все за своими непроницаемыми, как будто сонными, серыми глазами. Это опасно. Очень, очень опасно.

Он довольно улыбнулся такой характеристике.

— Ты никогда не хвастаешь, никогда не делаешь ничего напоказ. Ни одного нарочито щедрого жеста, а ведь ты очень богат. Так что даже не знаю, что же меня так в тебе привлекает, что я просто теряю голову. Но, знаешь, люди как-то инстинктивно понимают, что ты не тот, кем кажешься.

— Откуда ты знаешь, что я очень богат? — спросил он, между прочим, рисуя круги пальцами на ее колене. — Да, и не ешь все сандвичи одна, оставь мне парочку.

Она не ответила, и он снова поднял голову. Феникс покраснела.

— Так откуда?

— Я… позвонила кое-кому и спросила о тебе.

— И кому же?

— Обозревателю одного крупного еженедельника. Он мой друг.

— А, вот как.

— Он сказал, что ты пугающе умен, невероятно богат и что ты не такой, каким кажешься. Но это я и без него знала.

— Что да, то да. Когда ты ему звонила?

— Вчера вечером.

— Так вот почему ты была такой испуганной этим утром? — понимающе улыбнулся Нэш.

— Я не была испуганной. Но подозревать, что ты высоко взлетел, и знать об этом — совсем не одно и то же.

— И это тебя беспокоило?

— Нет. Когда мы познакомились, я на тебе помешалась. Ты говорил, что уже не мальчик. И совсем не выглядел мальчиком. Ты казался опытным и уверенным в себе мужчиной, и я думаю, что воспоминание о том впечатлении, которое ты на меня произвел, просто переросло в то, что случилось сейчас. — С веселой, немного озорной улыбкой Феникс добавила: — Мне хотелось предстать перед тобой такой же опытной и уверенной, всего добившейся в жизни. Но правда в том, что ничего такого я не чувствую. Я чувствую себя потерянной и просто плыву по течению, так что мое желание не сбылось. Но я не хочу, чтобы ты решил, что я еще не созрела.

— Я решил, что ты восхитительна, — произнес Нэш абсолютно серьезно.

— Да, но ты еще меня не знаешь, правда? Так же как я не знаю тебя.

— Эту беду легко поправить.

— Да, — согласилась она почти без сомнений. — Надеюсь, ты мне понравишься.

Он хмыкнул и сел рядом с ней. Вытаскивая из-под нее одну из подушек, чмокнул ее в лоб.

— Я тоже на это надеюсь. В том, что ты мне нравишься, я уже уверен.

Нэш также надеялся, что она не собирается требовать от него обещаний. Обещаний, которые он пока не готов ни дать, ни выполнить. Ему тоже хотелось узнать ее, заниматься с ней любовью, и на данный момент это было все, чего ему хотелось.

Потянувшись за сандвичем, он быстро отправил его в рот, поставил тарелку к себе на колени и начал открывать вино.

— А шампанского нет? — разочарованно протянула она.

— Я не люблю шампанское.

— Раз ты не любишь, значит, и я не должна?

— Правильно. — Налив вино в бокалы, он протянул ей один из них и поднял молчаливый тост. Его глаза рассказали ей все лучше слов.

— Почему ты смеешься?

— Потому что безликие гостиничные номера для меня как-то в новинку. Нам с тобой нужно будет поехать в Париж.

— Слишком долго придется ждать, — мягко произнесла она.

— Ты права. — Нэш хотел ее снова. Внезапно он почувствовал, что его переполняет такое сильное желание обладать этой прелестной, хрупкой девушкой, что вино пролилось из бокала прямо ему на грудь.

Ее глаза остановились на красном ручейке, сбегающем по его обнаженному телу, и Феникс вздрогнула.

— О Боже, — прошептала она. — Я хочу…

— Так сделай это, — хрипло ответил Нэш.

Дрожащей рукой она убрала тарелку с сандвичами, поставила свой бокал с вином на столик, наклонилась и начала осторожно слизывать вино с его груди. По его телу будто спазм пробежал. И она хочет показаться неискушенной? — подумал Нэш с удивлением. Он никогда не испытывал ничего подобного. То, что такая невинная на вид девушка может играть с ним, как с котенком, было удивительно. Сколько же у нее было любовников? — подумал он в приступе дикой ревности, которая была совершенно не в его характере. А потом все мысли в одночасье смыло жаркой волной, теперь правили только чувства.

Долгое, долгое время спустя они лежали, утомленные любовью, но и теперь не могли заставить себя оторваться друг от друга хотя бы ненадолго.