Элис Детли - Подкова на счастье

— Доброе утро, — пробурчал он и отложил газету. — Или, вернее, добрый день!

У нее перехватило дыхание.

— Я снова проспала.

— Это хорошо.

— Ты уже завтракал?

— Нет еще. Я ждал тебя. А потом начал читать и забыл о еде. — Леонардо потянулся и встал с дивана. — Я сейчас все приготовлю.

— А где Полли?

— Она ушла за покупками, — ответил он с некоторой досадой.

Леонардо отослал экономку в магазин больше часа назад. Сегодня он планировал поговорить с Эльвирой и хотел сделать это наедине. Присутствие Полли помешало бы ему. Первое время после смерти Мелани он был благодарен ей за заботу, но в последние дни ее поведение очень изменилось, и он не мог понять, чем это вызвано: присутствием Эльвиры или какими-то личными причинами.

Полли мало говорила, но постоянно поджимала губы, загадочно улыбалась. Она словно скрывала от него какой-то секрет. Но Леонардо не хотелось спрашивать напрямик, что все это означает.

Эльвира мельком взглянула на газетные заголовки. Ее не слишком-то интересовали новости, и она объясняла это тем, что для женщин в ее положении весь мир, вероятно, сосредоточивается на ребенке.

Было уже почти время обеда, когда они сели за стол. Леонардо подождал, пока Эльвира дожует свои пирожные, и произнес:

— Я хотел поговорить с тобой о вчерашнем, Эльвира.

Она испуганно посмотрела на него.

— О чем ты?

— О твоей истерике в магазине, — ответил он, свирепо на нее посмотрев, как будто она сделала это нарочно.

— Этого больше не повторится, я обещаю.

— Правильно! Потому что больше не будет таких продолжительных поездок! Доктор Кардосо согласился наблюдать тебя дома. — Он придвинул к ней тарелку с фруктами, и, чтобы избежать лекции о пользе витаминов для беременных, она покорно взяла апельсин. — Я больше не буду таскать тебя по всему Лондону, как вчера.

Эльвира начала медленно чистить апельсин. Ей хотелось сказать, что его никто об этом не просил, но, взглянув ему в лицо, она передумала.

— Ты закончил? — вместо этого поинтересовалась она.

— Нет еще. — Леонардо увидел, как она засунула сочную дольку в рот, и постарался подавить в себе чувство, очень похожее на вожделение. — Теперь ты будешь отдыхать столько, сколько я скажу, и как следует питаться.

Эльвира весело на него посмотрела.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Советую тебе слушаться меня, Эльвирита. Одному Богу известно, как скоро все это кончится! — Он серьезно взглянул на нее. — Ты понимаешь, о чем я?

— Конечно, понимаю. — Она взяла кофейник. — Налить тебе кофе?

— Да, пожалуйста. — Он еще не закончил, однако предоставил ей возможность немного отвлечься.

Наполняя его чашку, Эльвира вдруг явственно представила, каково жить вместе с мужчиной. Хотя бы эти совместные завтраки… Случайно ее глаза остановились на загорелой шее в открытом вороте рубашки, и она представила, как медленно расстегивает оставшиеся пуговицы и, оголив грудь, проводит по ней кончиками пальцев…

О Боже, наверное, я сошла с ума! — ужаснулась она. Как можно страстно желать кого-то, когда носишь под сердцем дитя от другого мужчины?!

— Еще тостов? — спросила она, заливаясь густым румянцем.

— Нет, спасибо, — ответил Леонардо.

Он чувствовал на себе ее взгляд и испытывал от этого странное удовольствие. Ему редко приходилось завтракать с женщинами — даже если только что провел с ними замечательную ночь, — он всегда стремился поесть утром в одиночку или с сыном. Это было непреложное правило, которое Леонардо считал необходимым для правильного воспитания Марко. Его подружкам оно не нравилось, но ни одна из них не рискнула его оспаривать.

Он в свою очередь тоже взглянул на Эльвиру. В своей белой, обтягивающей живот блузке, без всякого макияжа на лице, она выглядела полной противоположностью тем эффектным женщинам, с которыми он встречался после смерти жены.

Леонардо и не предполагал, что женщина, ждущая ребенка от другого мужчины, будет физически его привлекать, и, если бы кто-нибудь сказал ему об этом, он просто высмеял его. Но сейчас ему хотелось жадно провести кончиком языка вдоль возбуждающей ложбинки меж отяжелевших грудей Эльвиры. Взглянув в ее золотистые глаза, он попытался обуздать медленно разгоравшееся желание и неожиданно ощутил во рту непонятную сухость. Бросив на нее строгий взгляд, он сказал:

— Сегодня ты должна поговорить со своим отцом. Нельзя больше откладывать! Скажи ему правду, потому что ничего другого тебе не остается. Он имеет право узнать, что через пару недель станет дедушкой.

Долька апельсина выскользнула из пальцев Эльвиры.

— Я не могу!

Эльвира любила отца всем сердцем и понимала, что ей не вынести боли и разочарования, которые неизбежно охватят его, когда он услышит ее признание. Незримые, но крепко связывающие их узы разорвутся.

— Ты знаешь, что больше тянуть нельзя, — мрачно продолжал Леонардо. Он опасался, что с Эльвирой может что-нибудь произойти во время родов. — Что тебя останавливает? Ты боишься его гнева? Но он ведь не тиран какой-нибудь. Хуже уже не будет, Эльвирита, поверь.

— Позволь мне объяснить тебе кое-что, — прошептала она. — Для отца я навсегда останусь ребенком. Все свои надежды и мечты он связывал со мной…

— Я это знаю.

— Как ты не понимаешь, я не могу все разрушить!

Однако даже умоляющий взгляд ее затуманенных слезами глаз не смягчил Леонардо.

— Сейчас уже слишком поздно о чем-то сожалеть, тебе не кажется?

— Ты очень властный человек, Леонардо, — тихо ответила Эльвира. — Но даже тебе не под силу подчинить меня своей воле.

Он резко отодвинулся от стола и встал.

— Да, ты права, это мне не под силу, — холодно подтвердил он. — Но если сегодня ты не скажешь отцу все сама, то это сделаю я. И это мое последнее слово.

Он решительно двинулся к двери. Эльвира с тревогой следила за его движениями.

— Куда ты собираешься?

— Куда угодно, только подальше отсюда! — огрызнулся Леонардо, но, увидев, как в растерянности дрогнули ее губы, почувствовал укол совести. — Позови, если я тебе понадоблюсь. Я буду в кабинете. А где телефон, ты знаешь! — С этими словами он вышел из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь.

Оставшись одна, Эльвира почувствовала, что силы покинули ее. Она убрала со стола посуду и стала бесцельно бродить по комнатам, пытаясь оттянуть неизбежное. Стены огромного дома давили на нее, словно она находилась в тюрьме. Забравшись с ногами на диван, она включила телевизор, чтобы хоть как-то отвлечься, но ни одна программа не привлекла ее внимания — показывали лишь бессмысленные игровые шоу и кулинарные передачи, которые, казалось, были способны научить чему угодно, только не приготовлению пищи.