Фиона Харпер - Две недели в Венеции

Она подошла к окну, чтобы полюбоваться белорозовым палаццо на противоположной стороне канала и солнечными бликами на воде. Этот город опутывает тебя своими чарами, заставляет верить в то, чего на самом деле нет, надеяться на невозможное. Она понимала, почему многие любят этот город. И почему Макс его ненавидит.

Когда в комнате включился свет, Руби вздрогнула и повернулась.

— Где Макс? — нахмурившись, спросила Фина. — Вы уже должны были выйти из дома.

Руби посмотрела на часы. Они показывали пять минут восьмого. Она не сомневалась, что Макс скоро придет. Он человек слова.

После того, что произошло вчера вечером, Руби была готова отказаться от этой прогулки, во время которой они оба будут чувствовать себя неловко. Она бы от нее оказалась, но не хотела, чтобы у Фины была причина винить Макса. Последнее, чего ей хотелось, — это чтобы мать и сын ссорились из-за нее.

Фина вышла из комнаты, прежде чем Руби успела ей ответить. Тогда Руби плюхнулась в мягкое кресло и уставилась на пустой камин. Фина вернулась через несколько минут и театрально вздохнула:

— У него очень важный звонок. Очевидно, Лондон рухнет, если он прямо сейчас не поговорит с этим человеком. — Она возмущенно покачала головой. — Пойду почитаю Софии сказку. Макс сказал, что придет через несколько минут.

Фина снова вышла из комнаты, и Руби откинулась на спинку кресла.

Из коридора донесся визг и топот маленьких ножек. Мгновение спустя в гостиную влетела София и забралась к Руби на колени. Затем в дверях появилась ее бабушка и, запыхавшись, произнесла:

— Она захотела вас видеть, и я не смогла ее удержать.

— Все в порядке, — заверила ее Руби, затем обратилась к Софии: — Хочешь немного порисовать перед сном?

— Да! — громко крикнула девочка и, спрыгнув с ее колен, села на ковер перед кофейным столиком, на котором лежали цветные карандаши и стопки бумаги и рисунков.

— Что будем рисовать? — спросила Руби, присоединившись к ней.

— Рыбку! — ответила София.

Ну разумеется.

После той прогулки на лодке Руби нарисовала для нее столько крабов, что сбилась со счета. Среди них был краб, ползающий по дну, загорающий на берегу, и даже краб в карнавальной маске.

Сейчас Руби взяла карандаш и быстро нарисовала двух влюбленных крабов, плывущих в гондоле под луной. Осознав, насколько романтичной получилась у нее сцена, она вздохнула и подвинула рисунок к Софии:

— Вот держи. И не торопись. Я не хочу, чтобы все было одного цвета.

Малышка серьезно кивнула, взяла фиолетовый карандаш и принялась раскрашивать волосы краба-девочки.

Руби подошла к окну. Солнце уже скрылось за зданиями. Небо с редкими серебристо-голубыми облачками было окрашено в золотистые, оранжевые и розовые тона и напоминало лоскутное одеяло.

Она вернулась к Софии и похвалила ее работу, несмотря на то что контуров рисунка было теперь почти не видно под неаккуратной штриховкой. Затем она взяла из стопки лист бумаги для себя. На обратной стороне листов обычно были какие-то записи. Ненужные бумаги Фины уже закончились, и теперь они рисовали на обратной стороне компьютерных чертежей Макса, которые, по-видимому, чем-то его не устраивали.

Перевернув лист, Руби посмотрела на чертеж. Это было изображение арки. Форма была простая, какие-либо украшения отсутствовали. Металлический каркас, который не был скрыт, придавал ей текстуру и в то же время вызывал ассоциации с промышленным зданием. Вспомнив рассказ Макса об уникальном смешении стилей в венецианской архитектуре, Руби взяла карандаш и вместо того, чтобы начать рисовать очередного краба для Софии, принялась украшать арку.

— Ты должен как можно скорее вернуться в Лондон, — сказал Максу Алекс, его заместитель.

Макс, измерявший шагами библиотеку, остановился у своего рабочего стола.

— Я знаю.

— Винс Макдермот пытается отбить у нас клиента.

Макс уставился на экран ноутбука:

— Я знаю, но руководство института дало мне еще несколько недель на доработку. Они не могут взять назад свои слова.

Алекс вздохнул:

— Да, но Макдермот водит их по дорогим ресторанам, чтобы задобрить. Тебе нужно немедленно вернуться в Лондон и поговорить с ними об этом либо придумать проект, который оставит этого подхалима не у дел.

Макс это понимал. Первый вариант исключался. Он не умел жаловаться и распускать сплетни.

— У тебя лучше получается общаться с клиентами, чем у меня.

Алекс издал грубый смешок.

— Ты чертовски прав, Макс, но тебе пора перестать играть в счастливую семью и вернуться сюда.

Теперь пришел черед Макса смеяться. Счастливая семья? Ну да, конечно.

— Я здесь не прохлаждаюсь, и ты прекрасно это знаешь.

— Я просто хотел сказать, что нам нет смысла прятать голову в песок. В противном случае, даже если в конце месяца мы представим проект с изменениями, которые понравятся руководству института, оно отдаст предпочтение этому выскочке.

Одна из причин, по которой Максу нравился Алекс, который был не только его коллегой, но и другом, состояла в том, что он всегда говорил что думал.

В Лондоне Винса Макдермота называют не иначе как вундеркинд. Макс считал все его проекты непрактичными, созданными в угоду толпе. Они не выдержат испытание временем.

— Я прилетаю завтра днем, так что можешь не беспокоиться, — сказал он Алексу. — Я встречусь с ними и скажу, что работа идет полным ходом. За две недели я обязательно придумаю то, что их приятно удивит.

Если бы только все было так просто. Его хвалили за его элегантный минимализм, он получал награды за свои проекты, но то было раньше. Сейчас он не мог придумать ничего нового и оригинального. Он словно похоронил свой талант вместе с отцом.

— В течение ближайших пятнадцати минут я, скорее всего, узнаю, к кому конкретно Макдермот пытается подольститься. Мне перезвонить тебе или ты повисишь на линии?

— Повишу.

Макс посмотрел на часы. Было уже полвосьмого.

Он опоздал.

Его охватило чувство вины, но он тут же его подавил. Так будет лучше. Ему становится все труднее помнить о том, что она его работница. В ее присутствии он часто расслабляется и теряет бдительность, что недопустимо. Он не может себе этого позволять в доме своей матери.

Лучше положить этому конец прямо сейчас.

Сев за стол, Макс продолжил работать над чертежами атриума, стараясь игнорировать мысль о том, что он незаслуженно обидел Руби.

К сожалению, у него это плохо получалось. Он не мог сосредоточиться на линиях чертежа, постоянно думая о том, какой могла бы быть их с Руби прогулка по каналам, в которых отражались огни города.