Эмили Роуз - Нелегкое счастье
Открытие за открытием. Оказывается, у Сойера не так много общего с младшим братом, как она думала. Он не унижал ее, и его щедрость не ждала ответного вознаграждения. Он ухаживал за чужими беременными собаками… и за чужими беременными женщинами. Сойер Риггэн был щедрым и добрым.
Она тронула запястьем кольцо, которое висело на груди. Не позволяй себе привыкать. Не забывай уроков прошлого.
— Зачем реставрировать старый дом, когда гораздо легче купить новый? — спросила она.
— Мы потеряли наш дом после смерти мамы и папы и переехали в тесную квартиру. А здесь все напоминает мне дом, где мы с Бреттом выросли. Я не против новых домов, но старые имеют историю и… — Он пожал плечами.
— …характер, — закончила она за него.
— Точно. — Их глаза встретились.
— Я знаю, что ты имеешь в виду, — кивнула Линн. — Я люблю старые дома, многолетние сады с высокими деревьями и большие дворы.
— Ты ведь любительница растений? — с хитрой улыбкой спросил он.
— Прости. Если хочешь, я избавлюсь от всех домашних цветов.
— Линн, мне нравится, когда в каждой комнате стоит что-то зеленое. Тогда дом выглядит как дом. Обжитой. Окруженный заботой. Если ты такая любительница всякой зелени, распоряжайся по своему усмотрению и в доме и в саду.
— Ты не нанял ландшафтную службу'?
— Нет. Какой смысл иметь большой двор, если не можешь в нем делать, что хочешь?
А Бретт нанял ландшафтную службу и запретил Линн касаться даже листка на дорогих растениях, кадки с которыми стояли всюду. Ей даже не разрешалось срезать розы в собственном саду. К счастью, она подружилась с Лили, ландшафтным дизайнером. И та каждый раз, когда приходила к ним, приносила цветы. Но главное — она научила Линн ухаживать за комнатными растениями.
— А эти красивые цветы…
— Достались вместе с домом. И кусты черники тоже. Вдоль границ владения. В июле у нас будет хороший урожай. А почему ты и Бретт купили новый дом?
— Он любил новые вещи.
— А как с тем, что любишь ты? — вскинул он брови.
— Он платил за дом, за ним и право выбора.
— Я так не считаю. — Он отставил кисть в сторону. — Если ты здесь живешь, хотя бы и временно, ты имеешь право принимать участие во всех домашних делах.
— Ты так говоришь, но это не значит, что так и думаешь. — Она на собственной шкуре научилась понимать, что разговоры — это пустое дело.
— Линн, я всегда говорю то, что думаю. И думаю то, что говорю. Поэтому я жду, что и другие окажут мне такую же любезность.
Линн смахнула волосы с лица.
— Я запомню твои слова. Но я ведь здесь временно и не хочу менять твои планы и задумки.
— Даже когда ты уедешь, твой ребенок будет навещать меня, — глаза стали жесткими и непреклонными. — У тебя на носу пятно от краски.
Она взглянула на свои руки в резиновых перчатках. Ужас. Бросив грязную тряпку, поискала чистую. Без успеха.
— Позволь, я вытру. — Он на коленях направился ближе к ней, по дороге вытаскивая из шорт подол футболки. Одна рука его, гораздо чище, чем ее, легла ей на затылок. Другая подолом футболки стирала краску с лица.
Жар его живота, почти касавшегося ее, зажег в теле Линн пламя. От ужаса она закрыла глаза. Он перестал тереть ее кожу, но не отпускал, и она медленно подняла веки. Синие глаза изучающе смотрели на нее. Парализованная неожиданным непреодолимым желанием, сжигавшим ее изнутри, она увидела в его глазах отражение собственной жажды. Она втянула воздух и облизала губы.
Ей так хотелось, чтобы он поцеловал ее! Хотелось погрузиться в вихрь чувственности. Чтобы исчезли все заботы, чтобы чувствовать себя женственной и желанной. А это мог сделать только Сойер.
Его пальцы крепко держали ее затылок. Его дыхание ласкало ей кожу. Она вздрогнула и закрыла глаза. Его рот завладел ее губами. Он обхватил ее за талию и прижал к себе. Язык проскользнул между полуоткрытыми губами и переплелся с ее.
У нее взмокли руки в резиновых перчатках. Она так хотела сбросить их и обнять Сойера, но продолжала сжимать кулаки, прижав их к бокам. Все тело ныло и томилось. Если бы он догадался уложить ее на пол, прямо на грубую брезентовую подстилку, которой закрыл доски дорогого дерева… Эта мысль шокировала се. Нельзя позволять себе терять самоконтроль. От нахлынувшей паники окаменели мышцы. Она оттолкнулась от его груди.
Сойер мгновенно освободил ее. Он покосился на краску, стекавшую по стене, и поднял свою кисть.
— Если мы хотим пораньше закончить и поплавать перед ленчем, надо вернуться к работе.
От этого хриплого баритона у нее мурашки забегали по коже. Сердце бухало будто паровой молот. Он поцеловал ее в волосы и вернулся к работе. Линн с трудом подняла тряпку. Руки у нее дрожали.
Сойер прислонил кисть к перилам крыльца, чтобы она высохла на солнце. Он пропах краской и скипидаром и еле дождался, когда можно будет окунуться в бассейн и смыть этот неприятный запах с кожи.
Этот поцелуй. Проклятие! Желание захватило его, прижало к земле и превратило в безмозглую, бесформенную массу. Насытится ли он когда-нибудь ею?
Линн для него — запретный плод. Так почему же он мучается воспоминаниями о сладости ее рта, о нежности ягодиц в его ладонях?
Открылась дверь, выходящая во двор. Завернутая в огромное полотенце, вышла Линн. Пересекла двор и сбросила полотенце на бетонированный край бассейна. Сойер проглотил стон. Обмен легкомысленной одежды на более скромную не коснулся купальника. Его кожа покрылась капельками пота. Но ни летняя жара, ни влажность не имели к этому никакого отношения. Причина — женщина, которую он видел перед собой.
Лимонно-желтый купальник Линн обхватывал и поднимал ее груди. У Сойера давно чесались руки обхватить их. Он прикинул на глазок длину ее стройных ног и перевел взгляд на плоский живот. Удивительно, с какой страстью ему захотелось, чтобы там рос его ребенок.
Он не мог оторвать глаз от Линн. Она нырнула почти без всплесков, будто пунктиром отметила поверхность, и заскользила по воде, быстро сделав два круга. Мэгги устроилась на полотенце Линн, наверное тоже зачарованная своей новой хозяйкой, как и он.
Понравится ли Линн быть беременной? Позволит ли она ему ощущать движения ребенка? Ведь есть шанс, что это его ребенок. Разве это не дает ему права? А вдруг Линн попытается оттолкнуть его?
В душе образовалась пустота. У его ребенка не будет такой семьи, в какой вырос он. Любовь, веселое поддразнивание и родственное соперничество. Сойер потерял родителей и младшего брата и чувствовал себя совсем одиноким.
Он хотел эту женщину с того дня, как познакомился. Но чтобы поставить свою компанию на ноги, Сойеру нужно было время. Дни, а иногда и недели он проводил в разъездах. Перед тем как уехать в Калифорнию, чтобы заключить контракт, гарантирующий компании несколько лет уверенной жизни, он написал Линн письмо. В нем объяснял, что надеется видеться с ней больше, когда вернется с подписанным контрактом. Он отдал письмо Бретту, чтобы брат передал его ей и извинился за то, что в последнюю минуту был вынужден отменить их встречу. Но Линн, очевидно, и не собиралась ждать его. Когда он через два месяца вернулся домой, она уже была замужем за его младшим братом.
