Кэрол Маринелли - Портрет миллионера
– Ты и не можешь понять. Лучше, если ты уйдешь…
– Почему ты так хочешь, чтобы я ушла?
Потому что ты все равно когда-нибудь уйдешь.
Леонид не произнес этого. Он смотрел на ее лицо, видел распухшие от слез глаза. Он корил себя за то, что причинил ей столько страданий, что из-за него на этом прекрасном лице, всегда готовом засиять улыбкой, застыло такое горестное выражение. Как же он умудрился испортить совершенство?..
– Лучше иди спать.
Милли не собиралась возражать. Она уважала его желание, продолжить разговор сейчас было невозможно.
– Мне жаль, – эти слова шли из самой глубины ее сердца. – Мне ужасно жаль, что тебе пришлось пройти через все это.
Она повернулась, чтобы уйти, но передумала и потянулась, чтобы поцеловать его на ночь. Простой дружеский поцелуй, выражающий ее тепло и расположение – самые невинные намерения.
Только он был не другом.
Возможно, поэтому ощущение его губ погрузило ее в мечту. Поцелуй затянулся. Какое блаженство чувствовать эти губы, закрыть глаза и прогнать из памяти все ужасы его детства. Но сладостное забытье сменилось ужасом – он оттолкнул ее от себя.
– Сейчас… я просил тебя уйти не потому, что сержусь, понимаешь? – хриплым, прерывающимся голосом сказал Леонид.
– Да.
Милли понимала.
Она очень хорошо понимала, что он имеет в виду.
И очень хорошо понимала, что делает, когда предложила ему другой способ успокоиться.
– Если скажешь, чтобы я осталась, я останусь, – ее голос звучал незнакомо даже для нее самой.
Необычная смелость предложения, но не только для Леонида, но и для самой Милли.
Ей не хотелось еще раз переживать его кошмары, лежать одной в постели, оплакивая его прошлое. Она видела – Леонид хочет ее, но боится прикоснуться к ней, потому и отталкивает, хотя их тела рвутся друг к другу.
Трудно идти на ногах, сделавшихся похожими на желе, но Милли очень старалась. Дверь в спальню оказалась очень далеко, она маячила впереди в каком-то зыбком тумане.
Туда сложно добраться, но если он снова велит мне уйти – я осилю этот путь.
Леонид не сказал.
Он вообще ничего не сказал. Вместо слов он прижался губами к ее рту в поцелуе, безумном и страстном, лишившем ее дыхания. Этот поцелуй даже причинял ей боль, но какую восхитительную боль! Леонид крепко прижимал Милли к себе, но ей хотелось прижиматься к нему еще крепче, еще теснее. Полотенце, обернутое вокруг нее, упало с ее плеч, она старалась стянуть с Леонида рубашку, чтобы чувствовать его кожу своим обнаженным телом.
Он целовал ее так яростно, словно порвались какие-то цепи, словно он вдруг освободился от оков и торопится воспользоваться неожиданной свободой. Губы его торопились узнать, что изменилось в ее теле за время их разлуки. Целуя, он невнятно бормотал:
– Весь день я был так жесток с тобой…
Ох, как жесток…
Сильные руки обняли ее талию, Леонид поднял Милли так, что они оказались вровень и ее ноги обвились вокруг его спины. Милли утратила смелость, потому что столкнулась с неизвестным, ее сексуальный опыт, который исчерпывался единственной ночью, не подсказывал, как быть. Выручил Леонид. Он помог ей найти правильное положение. Его глаза сказали ей, что все хорошо, все правильно, просто по-другому. Это было гораздо больше, чем секс ради секса, ради плотского удовольствия. Им удалось дать друг другу покой и тепло, избавить от леденящего душу чувства одиночества.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Если Милли думала, что откровения Леонида, их волшебный секс – все это сблизит их, она ошибалась.
Он будто никогда не прикасался к ней, никогда не делился с ней. Его прошлое снова стало запрещенной темой. Погруженный в свои мысли, чужой и далекий, Леонид жил по своему твердому ежедневному расписанию: бегал рано утром, потом отправлялся в офис и находился там до позднего вечера. А Милли, вместо того чтобы проводить с ним время, стать к нему ближе, посещала бесчисленные деловые обеды, за которыми следовали торжественные вечера. Да, он спал рядом, иногда во сне он обнимал ее, но только во сне. По-настоящему, осознанно, Леонид и пальцем ее не коснулся. Ночь за ночью она лежала одна, страдая от неудовлетворенного желания, глядя на человека, который сказал, что хочет на ней жениться, но которому она, похоже, вовсе и не нравится.
В конце недели Катерина дала им по экземпляру газеты со статьей, в которой о них писали с теплым приветливым интересом, без малейшего намека на скандальный оттенок.
– Вы оба прекрасно держались, – похвалила их Катерина. – Я не знаю, как вы этого добиваетесь, Леонид, но пресса готова есть из ваших рук. Мы перечеркнули весь прошлый ужас. Все жаждут узнать дату вашей свадьбы.
– Вы первая услышите эту новость, когда я сам узнаю, – сдержанно улыбнулся Леонид.
– Ну и когда? – спросил он Милли, как только закрылась за Катериной дверь.
– Боже, ты иногда бываешь таким романтичным, Леонид. Я говорила тебе, что не хочу, чтобы меня втягивали в историю. Завтра состоится это мероприятие в галерее Антона, а потом, потом… – Покусывая верхнюю губу, Милли посмотрела на Леонида. – Потом, я думаю, мне следует поехать домой, поговорить с родными, – она произносила эти слова со страхом, ожидая взрыва. – Мне надо поехать домой и решить, что мне делать.
– Ты знаешь, что должна делать.
Она засмеялась безнадежно:
– Подписаться на всю жизнь на брак без любви…
– Это не означает, что брак непременно будет неудачным.
– Мы даже не разговариваем.
– Мы сейчас говорим, – коротко ответил он.
– Ты не рассказываешь мне, что чувствуешь…
– Почему я должен? – Леонид смотрел так, как будто не верил, что ее это волнует. – Почему я должен говорить тебе?
– Мы бы стали ближе… Мы могли бы… Как ты думаешь… я не знаю… – Милли обязательно надо было знать. Она всеми силами старалась не заплакать. Мысль о том, что он бросал многих женщин, воспоминание о слезах Клары заставляли ее задать этот вопрос. Трудно, очень трудно, потому что, вероятнее всего, ответ ей вовсе не понравится. – Ты когда-нибудь любил меня?
– О боже… – пробормотал Леонид со вздохом. – Всегда одно и то же: «Леонид, ты любишь меня?» «Леонид, ты полюбишь меня, если я изменюсь?» «Леонид, почему ты не можешь просто сказать, что ты любишь меня…» Я не могу врать, говоря, что полюблю тебя.
– Хорошо, я все поняла, – как ей хотелось, чтобы он остановился.
Но он только начал:
– Я хочу внести ясность. Ты не в тюрьме. Твой паспорт в сейфе, ты знаешь код, вот дверь, самолет и Европа.
– Я просто должна подумать. Я не сказала «нет», – беспомощно сказала Милли.
«Я уеду» – Леонид слышал только это. Всю неделю он ждал, он понимал – когда Милли узнает правду, она уедет. Уедет от него. Уедет и заберет с собой его ребенка. И она не вернется. Это также точно, как то, что ночь следует за днем. Она приедет домой, к своей семье, и они объяснят ей – Леонид ей совсем не нужен.
