Джан Макдэниел - Подарок

В конце концов, она могла вырядиться ведьмой и поставить его в неловкое положение. Но нет, она так не сделала, и ее поведение заставило его устыдиться своего напора, того, что он принудил ее провести время так, как он повелел. Единственное, что поддерживало его и придавало ему сил, так это тот факт, что она незаконно вторглась в его владения с не совсем чистыми намерениями. Нет, раз заслужила наказание — пусть расплачивается. Потому она и ведет себя столь безукоризненно, что чувствует свою вину.

Киттриджи имели превратное представление о человеческих ценностях, это люди двойной морали. Одно дело — то, что касается их собственности, и совсем другое — прочие люди, существующие где-то там, в пространстве, которое их не интересует. Он, Саймон, был для них в числе этих прочих. И всегда останется таковым. Так что, общаясь с Ярдли, он должен почаще напоминать себе об этом.

Однако он испытывал к ней непреодолимое сочувствие. В то время, как отцы города проявляли к нему известную уважительность, возникшую в связи с его новым положением, за спиной он постоянно слышал перешептывания. Его самого это не особенно волновало, но если слухи коснутся и опорочат ее… Поначалу он хотел унизить ее, а теперь, когда его план сработал, он вдруг ощутил потребность защитить. Как будто кто-то из Киттриджей нуждается в его защите! Черт, а она скорее всего думает, как защитить себя от него.

Соблазнить ее — значит дать разрастись в себе чувству вины. Но почему он должен запрещать себе это? Что тут такого ужасного? С ней он мог не беспокоиться насчет липкой затруднительности, которая нередко наступает потом. С Ярдли вряд ли можно ограничиться приключением одной ночи. Она из тех женщин, которые входят в жизнь мужчины и вызывают абсолютное доверие. Но поначалу все женщины изменчивее хамелеонов, и Ярдли, кажется, не исключение. Как она наслала на него шерифа! И наверняка способна выкинуть и не такое.

Саймон опять взглянул на Ярдли. Он всегда был по-мужски самолюбив, и умные женщины раздражали его. Но эта еще и прелестна. Что из того, что она Киттридж? Какой-то отвратительный демон все время вопит о том… Не голос ли совести?… Боже, он, наверное, совсем выжил из ума. Какие-то дерганые бессвязные мысли… Надо остановиться.

Саймон забрал у нее чашку с пуншем. Прикосновение к ее тонким, горячим пальцам пронизало его каким-то волшебным током. Внимание! Однажды ты уже обжегся, остановись, пока не поздно. Он поставил чашку на ближайший столик.

— Вы ведь пришли сюда повеселиться. Отчего бы нам не потанцевать?

К его удивлению, она сразу согласилась, позволив ему сопроводить ее к танцевальной площадке. Он вел ее, и она спокойно подчинялась его движениям, двигаясь грациозно и легко. Затем неожиданно одарила его улыбкой.

Ярдли была в ударе, двигалась естественно и соразмерно музыке. Да и вообще она такая хорошенькая, что напоминает одну из маленьких фарфоровых балерин, танцующих в музыкальных Шкатулках, с той, правда, разницей, что те исполняли классические па, а эта — рок-н-ролл. Он не мог отвести от нее глаз.

Ее немного грустная улыбка трогала его до глубины души. Ведь она впервые улыбнулась ему, впервые посмотрела на него без вражды, а напротив, с каким-то очень теплым чувством. Так почему же он вдруг почувствовал себя глупым бойскаутом, страшно обрадовавшимся тому, что ему обещан новый значок за усердие? Да и какое вообще имеет значение, что она чувствует, напомнил он себе. Если хочется сотворить с женщиной любовь, к чему тут всякие рассуждения и сантименты?

Но он поймал себя на том, что и сам заулыбался, увидев, как забавно и лихо скинула она свои туфельки на высоких каблуках. Люди вокруг начали похлопывать им в такт музыке. Некоторые из пожилых, глядя на них, сами стали пританцовывать.

Когда танец приближался к концу, Саймон ловко крутанул ее вокруг себя, так что она оказалась в воздухе. Соскользнув на пол, она споткнулась и припала к его груди. Он инстинктивно прижал ее к себе, и она напряглась в его объятиях, чем немало озадачила и смутила его.

Дышала она ровно и улыбалась ему как ни в чем не бывало. Но он заметил тень тревоги, промелькнувшую в ее глазах, и вспыхнувший на щеках румянец. Ну, хорошо, это понятно, она смутилась из-за своей неловкости, она ведь чуть не упала. Любая на ее месте смутилась бы. Так он объяснил это себе. Ведь что ни говори, а странно, что женщина, которая только что выказала такое блистательное чувство ритма, так великолепно двигалась в танце, вдруг чуть не грохнулась на пол. Но, с другой стороны, пол здесь скользкий, этого нельзя не признать. Да и сам он не слишком ли сильно крутанул ее и не слишком ли быстро выпустил из рук, предоставив самой приземляться и обретать равновесие?

— Простите, — пробормотала она, не глядя на него.

Когда Ярдли выходила из круга, Саймон обнял ее за плечи. Она была расстроена и смущена. Неужели из-за тесного соприкосновения с ним? Он вспомнил обморок, приключившийся с ней в его доме: как от ее лица отхлынула вся кровь, как она страшно побледнела, видно ее доконал этот нелепый эпизод на ограде. Он много чего видел в своей жизни, но как люди теряют сознание — впервые. А может, не стоит тратить время на столь нервных особ, какой оказалась Ярдли Киттридж?

— С вами все в порядке? — спросил он.

Если она разыгрывает больную, чтобы положить конец этой встрече и заставить его отвезти ее домой, он так и поступит. Может, это и к лучшему. Тем более, что он уже произвел должное впечатление, явившись в обществе этой женщины. К тому же проведенное с ней время совсем рассеяло желание мстить.

— Слишком щедро натерли пол мастикой, — на одном дыхании проговорила Ярдли, отбросив от щеки выбившуюся прядку светло-золотых волос.

Когда оркестр заиграл медленное танго, Саймон прижал ее к себе и увлек в танец. Она последовала за ним, отдавшись упоительным движениям. Прижимаясь к нему, она чувствовала себя слабой и женственной, а он, помогай ему Бог, он желал ее, желал невероятно сильно. Какое странное у нее лицо, в нем интригующе смешались аристократичность и чисто девичьи черты. Женщина и невинный подросток с широко распахнутыми глазами, какой он помнил ее, когда она заглядывала в дверь мастерской Джеррида. Оглядываясь назад, он вспомнил, что даже тогда, будучи голенастой девчонкой, в одном из своих прелестных летних платьиц выше коленок, с волосами, перевязанными ленточкой, она возбуждала в нем нечто вроде тревоги и желания защитить ее. Необходимость защитить ее возникла и сейчас и была так болезненна и так настоятельно нуждалась в контроле, что казалась ему просто пыткой.

Не имеет значения, какую степень интереса к себе он сможет вычитать в ее лице. Он должен без конца твердить себе, что она так же недоступна для него, как редкостный экземпляр старинной фарфоровой куколки, хранящийся под стеклом музейной витрины. Да, она, в сущности, все еще ребенок, не исключено даже, что до сих пор девственница. Ее положение внучки Джеррида всегда ставило ее вне пределов его досягаемости. Саймону не просто было уговорить Джеррида учить его ваянию. Может, сумасшедший старик из-за внучки и не хотел подпускать его близко к дому?