Элла Уорнер - Все не так просто...

– У тебя какие-нибудь дела в Сиднее? – наконец спросила Кэтрин, когда стало ясно, что Эйд не собирается вести светскую беседу. Он демонстративно уткнулся в журнал. А ведь безусловно что-то замышляет.

Ответом на вопрос было молчание.

Кэтрин посмотрела на Эйда с вежливым интересом, давая понять, что подобным хамством ее не заденешь.

– Нет, – нехотя отозвался он с насмешливым вызовом в глазах.

– Но ты же летишь с нами? – не отступала Кэтрин, пытаясь хоть как-то прояснить ситуацию.

– Угу… Решил вот прокатиться.

– Зачем?

– Допустим, чтобы оградить Томми и Диану от опасности.

Кэтрин нахмурилась:

– Ты думаешь, они нуждаются в защите?

– В том-то и дело. Может, тебе и покажется странным, но я их обоих люблю. И они много для меня значат. А таких людей, видит Бог, в моей жизни почти нет.

Сейчас в его голосе не было сарказма, и Кэтрин, сразу обратив на это внимание, отозвалась:

– Ну кому может прийти в голову их обидеть?

Ни одно интервью, организованное ею для Хорда, не принадлежало к той отвратительной категории, когда журналисты вонзают– зубы в свою жертву и терзают ее зловредными вопросами. С каждым из намеченных для общения с Томом репортеров она была лично знакома – народ непринужденный, порядочный… Никаких подвохов здесь быть не могло.

– Те-бе… – по слогам начал Эйд, швырнув журнал в сторону. – Тебе, дорогая!

– Мне?! – Кэтрин очумело вскинула глаза.

– Не притворяйся святой невинностью, пожалуйста. – Эйд потемнел лицом от сдавленного бешенства. – Я ведь был с тобой и знаю, чем это может кончиться. И если своей нынешней жертвой ты выбрала Тома, советую остановиться, пока не поздно.

Ненависть, клокотавшая в нем, буквально парализовала Кэтрин. Никто и никогда еще так к ней не относился. Несколько мгновений она сидела неподвижно, замерев от ужаса. Так вот как подействовал на него тот телефонный разговор!

Кэтрин с трудом взяла себя в руки. Он ведь испытывал к ней отвращение еще до того, как они познакомились. И получил по заслугам. Разве не так? Сам напросился… Сам вел с ней нечестную игру. Интересно, если бы представилась возможность, стал бы он ей пакостить? Хотя, казалось бы, куда уж дальше. А вдруг он настроил против нее Хордов?

Нет, тут же одернула себя Кэтрин. Ведь Том вел себя с нею, как всегда, а он был слишком открытым человеком, чтобы вынашивать тайную неприязнь к кому бы то ни было. Нет, Эйд ему ничего не говорил. Это было слишком личным – раны, нанесенные болезненному самолюбию Эйда Стивенсона, были слишком глубоки.

– Я не связываюсь с женатыми мужчинами, – твердо заявила Кэтрин и тут же поймала себя на мысли, что невольно оправдывается перед ним.

– Как мило, что ты хоть тут проводишь черту, – ядовито заметил Эйд. – Если, конечно, это правда.

– Думай что хочешь, – пожала плечами Кэтрин и иронически скривила губы. – Впрочем, с тебя станется.

– Я вот все думаю об этом бедняге – твоем муже. Неудивительно, что парень терпеть не мог твою работенку, – продолжал издеваться Эйд. – Постоянные ночевки в отелях, целый легион авторов… Ни минуты отдыха. И скольких же ты успела обслужить, Кэтрин?

Это было уже самое низкопробное свинство. Кэтрин даже не разозлилась. Она лишь лукаво подняла бровь:

– Уязвленное самолюбие, Эйд?

– Да нет, элементарное любопытство, – с деланной улыбкой уточнил он. – В качестве образца современной женщины ты представляешь собой уникальный объект для… всестороннего анализа.

– В таком случае, надеюсь, ты примешь во внимание и то, что женщины иногда откликаются на сексуальные импульсы, – сладким голоском пропела Кэт. – А ты у нас «настоящий самец». – Она окинула противника равнодушным взглядом, нарочито пародируя его циничные ужимки. – Ты посылал весьма ощутимые импульсы…

Она увидела, что сейчас попала в цель с предельной точностью. Эйд дернулся, как от пощечины. Наконец-то счет удалось сравнять.

– Но ты ведь предпочитаешь смену декораций! – Едва опомнившись, Эйд снова взялся за оскорбления.

Кэтрин подняла глаза – в них светился насмешливый вызов.

– Неужели? Делать поспешные выводы из ошибочных посылок, по-моему, не самый мудрый способ для «всестороннего анализа». Где ваши доказательства, проницательный мистер Стивенсон?

Он скорчил брезгливую гримасу.

– Ты мне сама их предоставила, если припомнишь…

Кэтрин удалось звонко рассмеяться.

– Наверное, это гениально – выводить закономерности в поведении человека из одного частного случая!

– Это был не частный случай, – мрачно поправил он. – Скорее откровение.

– Вот как?

Какой же он лжец, возмутилась Кэтрин, и свойственная ей стихийная энергия, дремавшая так долго, разом всколыхнулась. Единственное, что можно было с уверенностью сказать о непрошеном вторжении в ее жизнь Эйда Стивенсона: он излучал какую-то особую силу, которая способна раскочегарить ее до предела.

Окончательно разозлившись, она наклонилась к Эйду и спросила с ученически серьезным видом:

– А не может быть так, что в схеме не хватает одного жизненно важного звена? Чего-то очень существенного, упущенного гением психоаналитики?

Глаза Эйда сузились, словно у ягуара, которого раздразнили.

Кэтрин откинулась на спинку стула, как бы небрежно отметая любые его измышления. Однако же каков мерзавец, напридумывал о ней кучу гадостей, хотя сам вел себя, как последний негодяй.

Эйд подобрался, придвинулся к ней поближе. Казалось, в любой момент он может выкинуть самый невероятный фортель.

– Что ж, сделай одолжение, просвети меня, Кэтрин. Чего же не хватает?

– Ты не припоминаешь некий фактор, который ты намеренно опустил в своих изысканиях, мистер аналитик? – бросила она.

И пояснила, уже не в силах скрывать презрение:

– Чисто проделанный номер с официантом и опрокинутым подносом. Причем проделанный очень своевременно.

Вновь судорога исказила лицо Эйда. Можно было подумать, что прямо перед собой он увидел ядовитую змею. Он зачем-то полез в карман пиджака, машинально извлек оттуда шариковую ручку и несколько раз подбросил ее вверх.

– Ты хочешь сказать, что поддалась на гнусную клевету Алины? – Он уже просто шипел. – После всего, что между нами было?

У Кэтрин было такое ощущение, что от него волнами исходят воспоминания о той ночи, ее сердце болезненно сжалось. Ей вдруг вспомнилось избитое выражение, что ненависть – лишь обратная сторона любви – любви попранной, оскорбленной, униженной. Неужели и она сделала поспешные выводы из неправильных посылок? Кэтрин была настолько потрясена своим предположением, что даже не нашлась, что ответить. В душе она уже отступала, пряталась от его настойчивого взгляда, готовая замкнуться в себе, оградить себя от новых ошибок. Она была в таком смятении, что ей стало дурно.