Сердце из пшеницы и ромашек (СИ) - Котенко Елена
— То-то же. Я надеюсь, вы будете поумнее меня.
— Давай оставим этот разговор на будущее!
— Как скажешь, — согласился Дмитрий Сергеевич. — Ты купила что-нибудь ему?
— Только из еды. Да я и себе-то лишь платье.
— Уверен, эта покупка ему понравится больше всего.
— Больше всего ему нравится моя еда!
— Как мужчина тебе говорю: больше всего нам нравится все в комплекте.
Лика рассмеялась и закинула папе в рот орешек.
— Неужели тебе не неловко разговаривать со мной о парнях?
— Неловко. Иногда. Но потом я вспоминаю, что единственный твой родитель и обязан выполнять также функции матери. К тому же, мне кажется у нас доверительные отношения.
— Да, папуль. Обожаю тебя. И твои шутки про детей.
Вернулись они в деревню уже поздно вечером. Дашина мама заботливо пригласила их на ужин, но Дмитрий Сергеевич почему-то отказался. Лика, расстроенная, что слетела с халявы, поплелась домой готовить — еды-то не было. Звякнул телефон.
«Вернулись уже? Машину видел.»
«Да (((. Ужин готовлю»
«Как съездили? Почему грустный смайлик?»
«Странно — при встрече расскажу. А грустная, потому что готовить надо».
«Приходи ко мне — покормлю».
«Уверен? Твоя мама меня не жалует».
«Она и меня не жалует. Приходи, она уехала с папой в гости в соседнюю деревню».
Лика встрепенулась — как звёзды складываются.
— Пап, я поставила воду на макароны. Свари, пожалуйста.
— А ты куда?
— А я к Виктору, — кокетливо отозвалась она. — Есть.
— А мы?
— А вас звали к Даше, чего ты не пошел?
— Ликочка, я опасаюсь ее маму. Она слишком хищно на меня смотрит.
— Боишься, что перекормит? — подцепила Лика.
— Ага. Этого тоже.
Лика быстро переоделась в свое новое платье, подвязала волосы лентой и побежала к Виктору. Ушла недалеко — впечаталась в него в собственных воротах.
— Осторожнее, — посмеялся Васнецов, удерживая ее руками.
— Извини. Ты чего…
— За тобой пришел. Темно же.
Лика зарделась от счастья. Глаза Виктора блеснули, как у довольного кота — он украл у нее сладкий поцелуй. Внутри у Котиковой все содрогнулось и растаяло.
Он повел ее под руку по лунной дорожке к своему дому. Под ногами тихо шелестел гравий, в кустах трещали сверчки, а на небе кто-то случайно рассыпал пудру звезд.
— В городе их так не видно, — прошептала Лика. — Свет отражается.
— В городе много чего не видно. Ни внутри, ни снаружи.
— И все же ты туда рвешься.
— Я в себе уже разобрался. А им бы не помешало.
— Что ты сегодня такой хмурый? — потрепала его за руку Лика.
— Ничего, — он тряхнул головой.
— Мама?
— Ага. Весь мозг… выела.
— Почему?
— Ей кто-то наплел, что я собираюсь в Москву.
— И что она? Запретила?
— Ага. Сказала, что я их бросаю и думаю только о себе.
— Она… несправедлива! Ты же просто…
— Лика. Не важно. Я никуда не собираюсь… И мне все равно на то, что она думает.
Котикова демонстративно отпустила его руку и спрятала ладони в карманах. Виктор тяжело вздохнул и приобнял ее за талию.
— Не обижайся.
— Обижаюсь.
Васнецов, не придумав больше ничего, просто зашагал рядом.
Лика впервые попала в его дом — двухэтажный, из красного кирпича, с большим крыльцом и навесом, под которым стояли машина, трактор и в уголке пила воду лошадь. На поляне рядом с домом жил покосившийся бассейн, который позеленел и стал местом захоронения многих насекомых. Большие владения, которым как будто не хватало ласковой руки. Виктор отпер тяжёлую входную дверь и впустил ее в темное помещение, пахнущее пылью и травами. Щёлкнул выключатель и осветил прихожую, на потолке которой действительно сохли травы. Семья врачей, хотя и ветеринарных, что сказать.
Виктор провел ее в просторную кухню с большим диваном, обеденным столом, заставленный всякой ерундой, стареньким кухонным гарнитуром — и большим плазменным телевизором.
— Папа купил себе на день рождения, — сказал Виктор, заметив ее вопросительный взгляд.
— Сколько же лет он копил…
— Нисколько. Он просто взял деньги, которые бабушка откладывала нам с братьями.
Лика захотелось выть: ну что она могла сказать, как утешить, если он рос с людьми, крушащими его жизнь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Я не злюсь, — вдруг сказал Виктор. — Бабушка собиралась отдать нас на юрфак через знакомых. Так что папа, можно сказать, нас спас. К тому же, он никогда ничего не покупал себе дорогого, он заслужил такой подарок.
Котикова вздохнула и присела за стол. Виктор от доброты хозяйской навалил ей целую тарелку.
— Настоящий узбекский плов, — представил он сильно пахнущий рис с крупной морковью, золотым луком и поджаристыми кусочками мяса.
Лика сглотнула, видя, как по плову в тарелку стекает жир.
— Спасибо! Можно водички?
— Пойдем в мою комнату.
Виктор заботливо понес ее блюдо — на второй этаж, а оттуда по специальной маленькой лестнице — на чердак. Они прошли мимо «деревянной» комнаты на первом этаже, комнаты и зала в стиле двухтысячных на втором и вышли на светлый минималистичный чердак Виктора с видом на всю деревню.
— Дом перепланировался по мере появления детей. На меня уже не хватало места.
Простые светлые стены, несколько белых полок, рабочий стол, на котором творился настоящий нетворческий бардак, стул с вещами и вешалка, тумбочка — и огромная двухспальная кровать. Ни книг, ни видеоигр, ни компьютера — неудивительно, что Виктор только и мечтал свинтить из дома.
— Какой у тебя минималистичный дизайн…
Виктор сгреб горы учебников со стола на подоконник и поставил ей тарелку. За несколько минут в тишине здесь Лике стало неуютно.
— Ты не думал как-то украсить комнату?
— Неа, — Виктор сел на кровать и уставился на нее немигающим взглядом. Лика, как под дулом пистолета, подносила ко рту вилку за вилкой.
— Фкусно.
Васнецов улыбнулся уголком рта. Котикова попыталась найти тему для разговора.
— Расскажи о своей семье побольше.
— А ты умеешь поднять настроение… — отозвался он и облокотился на спинку кровати, зажав в руках подушку.
— Расскажи о своем любимом члене семьи.
— Это мой старший брат. Он классный. Моя мама родила его рано, и пока родители ее пропадали на ферме, а папа пытался заработать на жизнь, она целым днями посвящала себя ему. Баловать не получилось, поэтому в целом вырос нормальным человеком. Средний брат родился, когда уже родители построили коробку от дома. Ремонт, нехватка денег, бесконечные ссоры — на него не было времени. Он был главным задирой во дворе, постоянно обижал старшего и при этом обожал маму. Потом он ушел в армию по контракту этой весной со словами «надеюсь вас больше никогда не увидеть».
Лика от неожиданности чуть не пронесла плов мимо рта.
— Я родился случайно, когда больше не планировали детей. Маме уже было неинтересно нянчиться, папа занимался старшими братьями. Я был посвящен сам себе… Как и сейчас, впрочем. Папа хочет подгребсти меня в семейное дело, мама — чтоб от нее все отстали. Что выросло, то выросло.
Лика с набитым ртом грозно погрозила ему пальцем.
— Мой старший брат сидел со мной в детстве. Он и сейчас иногда забирает с собой в поле. И ему всегда интересно, как у меня дела. И он реагирует на все статусы в WhatsApp, которые я выставляю.
— Ты что-то выставляешь? — подавилась Лика.
— И на него не ругается мама, поэтому он берет все на себя.
— А зовут его как?
— Вован. Средний — Сашка.
— Владимир, Александр и Виктор Васнецовы. Звучит гордо. А животные у вас есть?
— Ты чего — полный двор скотины…
— Домашнее, в смысле.
— Ну… — Виктор подскочил с кровати и свистнул в окно. — Хата! Ха-та!
Послышался мягкий топот по металлической черепице, скрежет трубы — и на подоконнике появился грусток ночи с зелёными глазами. Виктор под недовольное клокотание поднял его на руки и поднес Лике рассмотреть.
— Это Хата.
Котикова погладила кошку между ушей, пощекотала шейку, но та все ещё смотрела на нее с презрением.