Кейт Уолкер - Загадочная история Рэйчел
— Но сейчас эта комната моя!
Взгляд, который он бросил на нее, был словно удар молнии. Она подумала, что он действительно способен превратить ее в кучку пепла.
— В этом-то и проблема, моя милая Рэйчел. — Весь его сарказм обрушился на нее. — Сейчас, когда ты и твоя мамочка вступили в права владения…
— Нет! Нет! — Ей было невыносимо слушать это. — Ты не должен так думать! Это твой дом, всегда был и будет твоим!
— Мы оба знаем, что это неправда…
Но тут что-то отвлекло его. Темные глаза, которые до этого неотрывно смотрели ей в лицо, сейчас впервые скользнули по комнате. Габриэль прищурился.
— Здесь определенно все изменилось.
Как всегда, это было сказано с подтекстом. Она знала, что Габриэль увидел, но не могла даже представить, как он отнесется к увиденному.
Когда ей впервые предложили занять комнаты в мансарде, она отвергла идею — воспоминания были слишком сильны, слишком болезненны. Она не могла даже заходить сюда, не то что спать в комнате, которая некогда была «холостяцкой берлогой» Габриэля.
Но Грег был настроен решительно. Он настаивал и настаивал, отказываясь слышать слово «нет». После года уговоров Рэйчел сдалась, и Грег распорядился заново отделать мансарду к ее двадцать первому дню рождения. Она, однако, настояла на одной фундаментальной перемене, которая, по ее расчету, должна была, хотя бы частично, изгнать поселившихся здесь призраков.
— Зачем такая перепланировка?
— Требовалось больше света.
Нервным жестом она указала на огромное окно, которого не было в бытность Габриэля и которое теперь занимало почти всю стену.
— Мне нужен свет для работы над эскизами.
Неоспоримый довод, и отчасти правдивый.
Но только отчасти. Рэйчел нервно переступила с ноги на ногу.
— Выглядит очень эффектно.
Если Габриэль и догадывался об истинных причинах ее решения, то это никак не отразилось на его голосе — он оставался таким же вежливым и непринужденным, словно Рэйчел — всего лишь новая знакомая, дом которой он осматривает впервые.
— Мне… мне тоже нравится.
Эта отрывистая фраза выдавала слишком многое, и взгляд его глубоко посаженных глаз мгновенно переключился на нее, словно изучая.
— Успокойся, — проговорил Габриэль, явно заблуждаясь по поводу причин ее нервозности. — Говорю тебе, я не наброшусь.
— Знаю, что не набросишься! — вспыхнула она. — Не набросишься, потому что я больше не позволю тебе даже приблизиться ко мне! Нечего ворошить прошлое. Все прошло — умерло и забыто. И именно поэтому я хочу, чтобы ты ушел. Из моей комнаты и из моей жизни.
Она не представляла, как он отреагирует на этот выпад; его поведение всегда было непредсказуемым.
Циничная усмешка скривила ему губы, взгляд, которым он посмотрел ей в лицо, был полон презрения.
— Если бы я мог в это поверить…
— Так поверь! — бросила она, уже не скрывая смятения, пожаром охватившего ее. — В моем сердце не осталось ничего, никаких чувств к тебе.
Перемена в его лице была убийственной. И пусть она знала, что это игра — холодная, расчетливая, — он достиг цели: ее сердце разрывалось на части.
— О, Рэйчел… — начал он очень тихо.
Но с нее было довольно. Прошлое и настоящее сплелись в одну зловещую нить.
— Нет! Я не желаю слушать! Я не хочу больше слышать ни единого твоего слова. Я только хочу, чтобы ты ушел… — Обеими руками она уперлась, как в стену, ему в грудь и толкнула его, черпая силу в отчаянии. — Уходи! Пошел вон, вон!
Эта внезапная решимость застала его врасплох, и он действительно отступил на шаг к двери, но только на один, потом остановился и, как тисками, сжал ей запястья.
— Перестань!
Сопротивляться было бесполезно, и она застыла, упрямо наклонив голову.
Темно-карие глаза пронизывали ее насквозь; ее ладони по-прежнему упирались в тонкую ткань его рубашки, и она чувствовала под пальцами жар его тела и жесткие волоски на груди.
Сколько раз Рэйчел слышала о дрожи предчувствия, о холодке, пробегавшем по спине героини из-за внезапной близости! Чушь все это! Не было ни дрожи, ни холода, а было ощущение когтистой лапы, сдирающей кожу до костей.
Никогда раньше она так не опасалась за свою жизнь — настолько, что вся комната внезапно отпечаталась мгновенным снимком у нее в голове: она видела стол у окна, цветы на полках, яркие картины на стенах. За окном — сад, и в конце, за деревьями, — Темза.
Но яснее всего она видела Габриэля, стоявшего рядом: верхние пуговицы белой рубашки расстегнуты, так что видна мощная загорелая шея. Лицо, которое она когда-то страстно любила, заросло темной щетиной. На фоне окна его черты выделялись настолько рельефно, что на них было больно смотреть.
— Габриэль…
Но сказать было нечего, потому что она поняла, что лгала ему и себе: ничто не умерло и не собиралось умирать.
Все это время она пыталась загнать свои чувства на дно души, заботливо прикрывая их защитным слоем, рутиной повседневной жизни. Однако они никуда не исчезли. Они свернулись в комочек и ждали. И дождались. Достаточно было одного вида Габриэля, звука его голоса, как чувства заработали, быстро и решительно прокладывая себе путь на поверхность, к свету и жизни.
— О, Габриэль, — вздохнула она, глядя на свои руки, по-прежнему лежавшие у него груди, — зачем ты только вернулся?
— Поверь, если бы я мог не приезжать, не приехал бы.
Он нежно приподнял ей подбородок и повернул лицо к себе, но Рэйчел быстро закрыла глаза, испугавшись, что он заметит в них слезы.
— Рэйчел, я не хочу делать тебе больно.
— Ты не хочешь… — Горький смешок застрял у нее в горле. — Ты когда-нибудь задавался мыслью, что уже сделал?
Его молчание длилось так долго, что она не выдержала и открыла глаза, чтобы взглянуть ему в лицо — оно поразило ее своей бледностью.
— О Боже, Рэйчел, не говори так. Не…
Он замер на полуслове, когда слезинка скатилась из уголка ее глаза. Рэйчел видела, как странно затуманились его глаза — казалось, он пытается проглотить комок в горле.
— Рэйчел…
Ее имя прозвучало глухим стоном, когда он наклонился и снял поцелуем блестящую капельку влаги, остановившуюся у ее губ. Губы у него были мягкими, теплыми и бесконечно нежными.
— Рэйчел!
Это был уже другой звук — дрожащий, странно нерешительный, волнующий, ранимый. Габриэль нерешительный? Большая редкость. Ранимый? Никогда!
Рэйчел вдруг почувствовала, что ее лицо сжимают две сильные ладони. Длинные пальцы скользнули ей в волосы, губы коснулись ее губ, нежно и осторожно, словно он пробовал драгоценное вино, вкус которого хотел запомнить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});