Джейн Арбор - Цветок пустыни

– А вы все свои отпуска проводите в Тасгале? Или возвращаетесь в Англию?

– Нет, только не в Англию. В прошлом году я побывал на Ривьере.

– Вы говорили, что сейчас вовсе не скучаете по Англии. Это на самом деле так? – усомнилась Лиз.

– Сперва скучал, конечно, – вздохнул Крис. – А теперь нет.

– Но разве у вас там никого не осталось?

– Из родных – только дед. Еще была… Однако это совсем другая история. – Крис помолчал, но все же решил продолжить: – У меня была девушка, по которой я сходил с ума. Но все закончилось еще до того, как я уехал из Англии, так что и по этому поводу у меня нет особых причин возвращаться обратно.

– Прошу меня извинить, – смутилась Лиз, – у меня не было намерения совать нос в вашу личную жизнь.

Однако она почувствовала, что сердечные переживания, столь похожие на ее собственные, незримо связали ее с Крисом.

– Не извиняйтесь, – ответил он. – Так часто бывает в жизни. Мы с Дженни вовсе не поссорились. Просто я не соответствовал представлениям ее родителей об идеальном зяте. Видите ли, она была несовершеннолетней. И когда я в последний раз пошел повидаться с ней, ее даже не выпустили из дома. Дженни отправили в другой город, а ее мамаша заявила мне, что с моими карьерными перспективами и отсутствием источников дохода меня нельзя считать достойным избранником и что мы с Дженни больше никогда не увидимся. Я ничего не мог поделать. Ее адреса у меня не было, и я решил подписать контракт на работу здесь. Я говорил себе, что, если она захочет, найдет способ отправить мне весточку. Однако она не захотела и не писала мне в течение двух лет.

– Но может быть, родители запретили ей писать вам? – предположила Лиз.

– Может быть, – пожал плечами Крис. – Она послушный ребенок, хотя я надеялся, что не до такой степени. Но за два года много воды утекло, и теперь я не жду, как бывало, когда придет почта. Как я уже сказал, такое в жизни случается.

– Мне очень жаль. То есть я хочу сказать, мне жаль, что, возможно, вы так и не узнаете, почему она не написала вам.

После таких откровений ей показалось, что будет вполне естественно рассказать ему про Робина, и она сделала это с такой беспристрастностью, как если бы говорила не о себе.

А потом Крис сказал просто и искренне: – Спасибо, Лиз. По-моему, эти признания сблизили нас. Мы с вами оба свободны от сердечных привязанностей.

Девушка взглянула на него с благодарностью, на душе у нее потеплело. Разговор с Крисом стал утешением за глупую, несбывшуюся надежду на то, что, когда она вернется к вагончикам, машина Роджера Йейта все еще будет стоять там.

В день, когда отмечали «новоселье», Крис пришел из гостиницы пораньше и в последних приготовлениях перед приемом гостей показал себя надежным помощником. Он принес записи последних новинок танцевальной музыки, а потом отправился на «лендровере» к Дженайне одолжить оттуда на время стереопроигрыватель по случаю праздника. Лиз, в рабочих брюках и рубашке, проследила за его отъездом, а затем, перед тем как принять ванну и переодеться, проверила все в последний раз.

Она выбрала короткое платье из бледно-желтого муслина – с юбкой, которая, сужаясь книзу, напоминала цветок тюльпана, и высокой талией, перехваченной широким кушаком из голубого крепдешина, завязанным пышным бантом на спине. Скинув грубые башмаки, совершенно необходимые в условиях пустыни, девушка с наслаждением натянула на ноги тонкие, как паутинка, нейлоновые чулки и надела босоножки с высокими каблуками-шпильками. В Тасгале нашелся великолепный парикмахер – жена одного из инженеров, прошедшая подготовку в Лондоне, в одном из лучших салонов Вест-Энда. В итоге локоны Лиз были подстрижены именно так, как ей хотелось.

Когда девушка была совсем готова к приему гостей, она не удержалась и поднялась на крышу, чтобы еще раз оглядеть все вокруг. Сегодняшний вечер будет безлунным, и освещение в саду было устроено таким образом, чтобы гирлянда мягких огней не мешала любоваться сиянием звезд. И хотя сейчас было еще только начало вечера, световой эффект привел Лиз в восторг. Выключив освещение, она стала спускаться по лестнице.

Даже позднее Лиз так и не смогла понять, как же это случилось, что, находясь на предпоследней ступеньке, она потеряла опору – то ли каблук провалился в щель, то ли в сумерках она неверно оценила расстояние до земли. Так или иначе, девушка прыгнула в пустоту, приземлилась очень неудачно и, испытывая резкую боль, пронзившую левую щиколотку, была вынуждена ухватиться за перила.

Чтобы не расплакаться, она принялась свирепо бранить лестницу:

– Значит, вот ты как! Будто бы я ни разу не спускалась и не поднималась по тебе до этих пор…

Щиколотка распухла, но острая боль сменилась тупой и несильной. Лиз прикинула, что, если до того, как вернется отец, а Крис привезет проигрыватель, она спокойно посидит, приложив к ушибленному месту что-нибудь холодное, можно будет не упоминать о случившемся. Ведь если об этом узнает папа, он засуетится и повезет ее на перевязку, а она ни за что не станет ковылять с перебинтованной ногой среди гостей или же, подобно старенькой бабушке, весь вечер сидеть неподвижно!

К большому облегчению Лиз пакет со льдом сотворил чудо, и, когда вернулся отец, она уже могла ходить не хромая. Вместе с Крисом приехала Бет, одетая в белое, как у принцессы, платье, которое подчеркивало грацию юной феи; Дженайна должна была приехать своим ходом позже. Вскоре начали собираться и другие гости, а по мере того как празднество приобретало все более широкий размах, Лиз почти забыла о больной щиколотке.

Разбитый на крыше сад вызвал всеобщий восторг. Это обрадовало Лиз сверх всяких пределов, однако вскоре девушка услышала, как Бет бесхитростно объясняет кому-то, что это именно она убедила Лиз выдержать все в мягких цветовых тонах, а освещение сделать приглушенным. Бет не принимала никакого участия в планировке сада на крыше! Но для того чтобы возмущаться поведением Бет в течение долгого времени, Лиз была слишком счастлива и слишком увлечена своими обязанностями хозяйки дома. Во всяком случае, это был ее праздник, ее и папы, и, когда гости от души веселятся, даже Бет не сможет его испортить.

В гостиной был устроен буфет, гости танцевали на веранде и в саду на крыше. Те, кто хотел побыть в одиночестве, могли уединиться в тени этелий и акаций, что росли вокруг гостиницы, а месье Симон предоставил комнату на случай переизбытка гостей. Но в большинстве своем общество разбилось на группы по интересам, гости переходили из одной в другую, болтали, танцевали или просто глазели на то, что происходило в доме и вокруг него.

Разгуливая среди приглашенных (больная щиколотка напоминала о себе ноющей болью, но не мешала веселиться), Лиз натолкнулась на Бет и Эндрю, которые беседовали с Роджером Йейтом, незадолго до этого приехавшим на вечеринку.