Холли Престон - Ошибки прошлого
Его голос снова обрел жесткость.
— Говори.
Взгляд Кейтлин метнулся к постели, потом на Мейсона.
— Не здесь.
— Почему же нет? Боишься, что случившееся один раз может повториться снова?
— Конечно нет!
— А может, боишься, что в следующий раз не сумеешь притормозить?
— Я не боюсь, — вспыхнула Кейтлин. — Я могу держать себя в руках, Мейсон, и когда говорю «нет», то «нет» и имею в виду. Но мы будем обсуждать дела, а здесь… — снова косой взгляд на кровать, — не место для этого.
Мейсон окинул взглядом девушку, которая и до сих пор обладала над ним властью, как ни одна другая, и эту власть давала ее трогательность. Взгляд его задержался на красиво очерченных губах. Он все еще чувствовал их вкус, руки сами тянулись снова схватить Кейтлин в объятия… Но Мейсон понимал, что лучше этого не делать.
Может ли он снова влюбиться в нее? К черту! Он тут же представил, как использует это Кейтлин Маллин.
— Думаю, ты права, — бесстрастно согласился он. — Здесь не место для бесед.
— Ты должна внести первый взнос через неделю, считая от пятницы.
Они сидели в гостиной: красивой комнате, обставленной белой плетеной мебелью с зеленой обивкой, яркой, но холодноватой. Мать Кейтлин обожала цветы, и Кейтлин, кажется, унаследовала эту любовь: помещение утопало в зелени.
— Через неделю с пятницы? — напряженно повторила Кейтлин.
— Не стоит удивляться. Биллу Оттеру тебе пришлось бы платить тогда же.
— Да, но Билл… — Кейтлин осеклась, прикусив нижнюю губу белоснежными зубками.
Тогда Мейсон, усмехнувшись, продолжил ее мысль:
— Билл был терпим. Билла не волновали сроки. Биллу так легко давались деньги, что пара монет никогда не делала для него погоды. Так он, во всяком случае, сказал. Я просто облекаю в слова твои розовые мысли о Билле. А может быть, ты все время ошибалась, Кейтлин? Может быть, Билла Оттера, этого богача, очень даже волновало, что ты используешь его?
— Я никогда не делала этого, — горячо запротестовала она. — По крайней мере — сознательно.
— Нет смысла обсуждать это, Кейтлин. Ты видишь так, я — этак. Платить-то все равно надо. — Мейсон помолчал и бесстрастно продолжил: — И я настаиваю, чтобы ты заплатила.
Кейтлин уставилась на него огромными зелеными несчастными глазами.
— На той неделе я прилечу за взносом.
Еще секунду Кейтлин смотрела Мейсону в глаза. Потом, не сказав ни слова, встала с кресла и отошла к окну. Мейсон молчал. Она стояла к нему спиной, глядя на свое ранчо. Человек чужой мог бы счесть Кейтлин спокойной и собранной, но Мейсон знал ее слишком хорошо и не обманулся. Он заметил, и как опустились ее плечи, и как судорожно сжались руки.
Прошла минута. Наконец Кейтлин отвернулась от окна и тихо сказала:
— Я не смогу заплатить. По крайней мере, на следующей неделе.
— Прискорбно слышать.
— Мейсон… Мейсон, мне нужно время.
— Что, если меня это не интересует?
Загорелое лицо Кейтлин побледнело, но плечи распрямились. Боец до последнего, невольно восхитился Мейсон, а вслух с легкой угрозой заметил:
— Думаю, ты знаешь, что бывает с теми, кто не в состоянии выполнять свои обязательства.
— Ты же не опротестуешь закладную? — Она не справилась с дрожью в голосе. — Ты не сможешь так поступить, Мейсон.
— Могу, и ты это знаешь.
Она шагнула к нему, пальцами коснулась руки.
— Мейсон… Мы были друзьями.
— Давным-давно, как ты не устаешь повторять мне.
Ладонь Кейтлин сорвалась с его руки так внезапно, словно под ней вспыхнуло пламя.
— Ты прав.
Она снова отвернулась. Мейсон ждал. Через минуту Кейтлин взглянула на него.
— Все, о чем я прошу, — время. Я заплачу, непременно заплачу. — Последние слова она произнесла с яростной убежденностью. — Мне нужна отсрочка.
— Нет.
— Неужели ты способен так поступить со мной? — В ее прекрасных глазах застыло отчаяние.
— Ты говоришь о чувствах, я — о деле. — Голос Мейсона был ровен.
— Я говорю о моем доме, — страстно возразила Кейтлин. — О моем любимом доме. Я родилась и выросла на этом ранчо. Мой дед купил эту землю, мой отец прожил здесь всю жизнь. А ты отбираешь все это у меня из-за какого-то дурацкого плана, придуманного пять лет назад.
— Именно так.
В зеленых глазах Кейтлин блестели слезы, но она изо всех сил старалась не дать им пролиться.
— У меня только две возможности, да, Мейсон? Или ты получаешь в следующую пятницу деньги, или забираешь ранчо?
Она сделала глубокий вздох, но это не помогло: две слезинки выкатились из ее глаз и побежали по щекам. Интересно, подумал Мейсон, знает ли она, как хороша сейчас?
Смахнув слезы, Кейтлин сказала:
— Если ты думаешь, что я плачу, — так нет.
Он коснулся влажной щеки.
— Да неужели?
— Нет! Но вернемся к делам. У меня правда только две возможности?
Он немного помолчал.
— На самом деле — три.
— Три?.. — растерянно переспросила Кейтлин.
Внезапно Мейсон разозлился. Неужели мое предложение так мало для нее значит, что она уже позабыла о нем? Что ж, я терпелив и могу напомнить.
— Мы говорили об этом, когда я приезжал в последний раз. Я забираю ранчо, а ты выходишь за меня замуж.
Мейсон вдруг поймал себя на том, что, затаив дыхание, смотрит на Кейтлин. На ее личике одно чувство сменяло другое: чувства, которые он желал, но не мог прочитать.
Спустя мгновение Кейтлин ровно сказала:
— Нет, Мейсон.
— Я предлагаю тебе выход из всех затруднений.
— Никакой это не выход.
— Не волноваться больше о деньгах. Не расставаться с ранчо. Твоя жизнь не изменится, Кейтлин.
— Кроме одного: я буду замужем.
Он спокойно выдержал ее взгляд, не подав виду, как разозлил его новый отказ.
— А что в этом плохого?
— Мне противна сама мысль об этом.
Что-то заставило Мейсона продолжить:
— Когда-то мы неплохо уживались. Даже обсуждали будущую женитьбу.
— Детская болтовня, — неуверенно парировала Кейтлин. — Она ничего не значит.
— Так-таки ничего?
— В свете…
— В свете чего?
— Неважно. — Кейтлин отвела взгляд. — Не сейчас. Мы были молоды и витали в облаках. Теперь же… — Она снова умолкла, губы ее чуть дрогнули. — Это будет неправильно, — договорила она наконец. — Для нас обоих.
Мейсон горящими глазами впился в ее лицо.
— Ты не хочешь замуж?
— Не так, как думаешь ты. Когда я выйду замуж — если выйду, — то это случится по любви. Обоюдной любви. На меньшее я не согласна.
— Понятно, — произнес он после долгого молчания.