Кэтрин Спэнсер - Сокровище по имени няня
Метафорически говоря, невинный бирюзовый бассейн кишел акулами, готовыми разорвать ее. И все же она подчинилась.
Без слов Николь будто в трансе последовала за ним. Пирс вел ее по ступенькам к глубокому краю бассейна. Когда ноги коснулись дна, он нырнул в глубину и увлек ее за собой.
Николь быстро вынырнула, но он не отпустил ее. Напротив, притянул к себе. Ее ноги переплелись с его. Акулы придвигались ближе.
— Видите? — хрипло пробормотал он. — Совсем неплохо, правда?
Возможно, неплохо, но глупо.
И опасно. Несомненно, опасно!
Он вытащил ее на середину бассейна. Обнял за талию. Между ними не оставалось и крошечного пространства. Она почти не сомневалась, что он хочет поцеловать ее. И ни капельки не сомневалась, что позволит ему.
И это было самое опасное, глупое и.., блаженное дело.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Еще с момента краткой попытки в верхнем холле Николь мечтала о новых поцелуях. Но все равно оказалась не подготовленной к реальным поцелуям. Реальным? Нет, волшебным! Очарование захватило ее с первого мягкого прикосновения его губ. Оно распространялось и усиливалось, пока Николь полностью не растворилась в потоке чувственности. Будто приливом ее несло к нему.
Пирс все крепче прижимал ее к себе. Одной рукой поддерживал ягодицы, другой затылок. Давление его губ возрастало. Он пробовал ее, испытывал на вкус. Она закрыла глаза. Последняя картина реальности — звезды, кружившиеся в небе, и луна, бесстыдно наблюдавшая за медленным балетом в воде. И потом не осталось ничего, кроме аромата ночных цветов, сладкого густого вкуса ледяного вина и яростного кипения крови, которое не поддавалось описанию.
Надо бы остановить все немедленно. Такая женщина, какой она была до этого момента, подумала бы о Томми и о собственной лжи. И насторожилась. А она, всегда такая предусмотрительная, должна учитывать последствия страсти, ослепившей ее, и многие возможные осложнения.
Но теперь Николь стала другой женщиной, околдованной поцелуями. У нее осталась одна забота — насытить голод, не признающий других правил, кроме жадного удовлетворения.
Она почувствовала, как его пальцы изучают ее плечо и стягивают бретельки купальника, скользя вместе с ними по рукам. Она не пыталась остановить его. Хуже того, она помогала. Николь изогнулась, и обнажившиеся груди выскочили наружу. Бледные и налившиеся, они уперлись в его мускулистую грудь.
От его взгляда по коже побежали пылающие тропинки. И потом его рот. Язык исследовал склоны грудей, нашел соски и дразнил их совершенно невыносимо. И будто молния пронзила ее. Жар сжигал сердце и душу.
Николь пыталась сдержать бег крови, наполнявшей огнем вены. Открыла рот, чтобы наполнить воздухом опаленные легкие. Но смогла только испустить сдавленный стон.
— Николь, — умоляюще прошептал он. И потом снова, более требовательно:
— Николь?..
Она знала, чего он просит. Знала, что, откинув назад голову, она выставила перед ним уязвимую ямочку на горле. Знала, что предлагает себя без ограничения.
Вода-заговорщица кружилась вокруг них. Теплая и нежная, она вводила в искушение. Затягивала дальше того предела, где кончается понимание, что со временем они дорого заплатят за совершенное сегодня. Ее поднятые ноги плавали вокруг его талии. У него в горле она слышала низкое клокотанье.
Сквозь тонкий слой ткани, все еще разделявший их, она ощущала сильную твердую плоть, искавшую ее. Николь не сознавала, что они проплыли по всей длине бассейна. Пирс отпустил ее на мгновение, чтобы схватиться за перила лестницы, возвышавшейся за спиной. Она закричала в отчаянии, что расстояние между ними увеличилось.
— Я здесь, — пробормотал он, касаясь ее губ, притягивая к себе и переплетая ноги.
И он был с ней. Купальник соскользнул к талии, к лодыжкам, к ступням. И где-то в мерцающей глубине упал рядом с его плавками. Он был рядом. Он был возле. И потом быстро, нежно он был в ней.
Снова молния пронзила и зажгла их обоих. Николь словно искрилась и взлетала в пульсирующем ритме. Такое острое мучение. Его невозможно выдержать. Она открыла глаза и безмолвно просила его об освобождении, которого он не обещал. Волосы, темные и блестящие, прилипли к голове. Капли воды подпрыгивали на коже и пиками торчали на ресницах.
— Пирс, — умоляюще вырвалось у нее.
Он покачал головой и запечатал ей рот губами. Она ощущала его мощь, страсть, первобытную мужскую силу. Наступил момент чистого безумия. Ей захотелось прошептать: «Я люблю вас» — и на вечность быть привязанной к нему.
Но она только крепче прижалась к его плечу и нежно покусывала кожу. Николь с трудом сглотнула, прогоняя исступление страсти. Шторм приближался. Последний бросок. Страсть сама назначала время, когда ей взорваться в них.
Изменить ничего нельзя. Пирс это знал. Хотя пытался остановить начавшееся безумие. Он прижимался спиной к лестнице. Железной хваткой зажав ее бедра, он будто втягивал Николь в себя. А Николь растворилась в нем. Точно маленький камушек, унесенный горячим потоком. И ничего от нее не осталось, кроме кругов, расходившихся по воде.
Тело еще нежно прижималось к нему. Легкая дрожь наполнения, которое он принес ей, еще отдавалась в глубине. Звон в крови постепенно затихал. До Николь стали доходить тихие шорохи внешнего мира. Плеск воды о выложенный плиткой пол. Сонные разговоры птиц. Шелест листьев кизила при набегавшем ветерке.
Она покосилась на него. Голова откинута назад на верхнюю ступеньку лестницы. Глаза закрыты. Можно было подумать, что он спит, если бы не жилка, вздрагивавшая на шее. От каких видений так строго сжался рот? Так бескомпромиссно осуждающе насупились брови?
Несмотря на теплую ночь, Николь вздрогнула. Наслаждение, которое он дал ей, растворилось в чувстве вины. С первой встречи она обманывала этого мужчину. Нет смысла пытаться оправдывать последний проступок. Он был самой величайшей ложью.
Она не предавалась любви с Пирсом. Любовь предполагает взаимное притяжение и доверие. Любовь требует честности и уважения. Николь не могла предложить первого и не заслуживала второго. Она так хотела его, что даже не подумала о предохранении. И как бы ей ни хотелось найти оправдание, его нет.
Вид Пирса свидетельствовал, что он думает так же. Когда она решила высвободиться и ускользнуть, он открыл глаза. Но смотрел не на нее, а сквозь нее. За всю ее жизнь ей ни разу не встретился такой пустой и безнадежный взгляд.
Потом он провел рукой по лицу, словно хотел смыть все, что произошло между ними за последние полчаса.
— Ох, проклятие! — тихо вырвалось у него. Сердце екнуло, будто сжатое в кулаке. Рыдание поднималось к горлу и могло выдать ее. Почти ничего не видя, она оттолкнулась от него и под водой поплыла к противоположной стороне бассейна. Добравшись до бортика, она схватила полотенце, закрылась им, как щитом, и поднялась по лестнице.
