Сокол для Ягодки - Ольга Дашкова
Федор уже открыл дверь, но была тишина, у кого-то точно шок. Наверное, это Варвара, или Лаура никуда не уехала. А если это Жанна, то будет скандал. У них с Федором как бы роман, и об этом все знают, но молодой человек категорически отвергает это факт.
– Мужик, тебе кого?
Мужик?
Из мужиков к Светлане мог прийти лишь животновод – проверить, как живет его подопечная, да дед Никифор, второй достойный мужик в Косогорах, по мнению Варвары. Но тому было семьдесят пять, и ходил он исключительно померить давление.
– Мне Светлану.
От знакомого голоса сердечко Калинкиной не должно было, но дрогнуло. Предательски так дрогнуло, а потом подскочило, ухнуло вниз и где-то там уже трепыхалось как ненормальное.
Павел. Это был его голос – и явно с ноткой недовольства.
– А зачем тебе Светлана?
– А ты кто такой?
– Это ты кто такой?
Все то время, что Павел искал тот самый заветный дом ягодно-сладкой Светочки, продумывал в уме речь. С чего начнет, как будет извиняться и оправдываться, но что бы он там ни насочинял, все было не то.
Да еще эта цыганка в леопардовой кофточке наговорила черт-те что. Но в том-то и дело, что это «черт-те что» очень уж отлично подходило под его дрянную ситуацию.
Как так получилось, что его прекрасная жизнь, к которой он так долго стремился, карабкался, вгрызался зубами, шел к стабильному достатку, начала отливать другими, менее яркими красками?
С появлением в его жизни Терехова и с того момента, как чуть больше года назад он стал его помощником, правой рукой и соратником, а Семен Николаевич – почти старшим братом, Павел вздохнул с облегчением.
Нет, Терехов не давал филонить или бездельничать, он находил все новые задания, давал поручения. Но Соколову это нравилось, он варился в этой «каше» деревообрабатывающего бизнеса, стал понимать все нюансы. Горел работой, хотя определение совсем неподходящее, и начал понимать, что та жизнь, полная достатка, пришла.
Детский дом, в котором вырос Павел Соколов, не самое хорошее место вообще для жизни ребенка. А тем более детский дом в маленьком сибирском городке, где постоянно подтекала крыша, была сырость и холод, где плохо кормили, и все постоянно были голодными.
Павел с восьми лет хотел жить иначе. И если его соратники по несчастью, брошенные в роддомах малолетними мамашами или оставленные алкоголиками такие же, как он, сироты, мечтали, чтобы их усыновили, то Павлик мечтал вырасти большим и зарабатывать много денег, чтобы хватило на так горячо им любимый торт «Наполеон». Он пробовал его всего лишь раз, когда всех возили в город на Новогоднюю елку, но вкус крема и рассыпающихся в пальцах коржей он запомнил надолго.
В шестнадцать лет, когда Павел заработал свои первые, как ему казалось тогда, большие деньги, он до такой степени обожрался «Наполеона», что потом тошнило и было плохо два дня. Но мечта сбылась, а за ней была поставлена новая, а дальше еще одна и еще. Мечты стали целями, за которыми он медленно, но верно шел.
Не стал при этом вором, наркоманом, не остался на том дне, куда его тянули одноклассники и одногруппники в техникуме, а старался хорошо учиться, читал, за что был прозван «ботаником» и не раз бит.
Детские обиды оставляют за собой длинный шлейф комплексов во взрослой жизни, Павел и с ними боролся – уже с помощью дорогих психологов, понимая, что сам не вывезет, и они тормозят его развитие и путь к той жизни, которую он хочет.
Именно в первые дни весны его мозг, до этого заточенный работать четко и слаженно, только на успех, дал сбой, и все пошло кувырком. Но даже, наверное, хорошо, что сейчас Терехов вызвал его в деревню, есть повод подумать, хотя уже и так все обдумано, что сделано – то сделано, и это не имеет никакого отношения к Светлане.
А вот когда дверь ее дома открыл какой-то парень, к тому же с голым торсом и наглой ухмылкой, первое, что хотелось сделать, это врезать ему по роже. Соколов даже кулак сжал и скрипнул зубами. Неужели у нее кто-то есть? А скандальная баба Зоя верещала, что Светочка страдает и льет слезы. Это она на груди этого парня их льет?
Ревность, о да, это была именно она, Соколов не знал точно, но дал своим ощущениям верное определение. Ему бы развернуться, уйти, не мешать сладкому майскому утру, наверняка ведь вырвал их из объятий друг друга. Но Павел не двигался с места, а желание врезать стало более острым.
– Так я не понял, ты кто такой, дядя?
– Слышь, ты, племянничек, ты не мне «тыкай», не вырос еще.
Стоящий напротив парень был хоть высок и широк в плечах, но Соколов был выше и крепче, а еще явно старше.
– Да ты кто вообще такой?
– Не твое дело. Мне нужна Светлана.
– А ну, давай вали отсюда.
Эта перепалка могла продолжаться вечно, за скудность словарного запаса Федора Светлане было стыдно. Теперь Павел подумает, что она живет со слаборазвитым, это огорчало.
– Так, прекратили оба! – девушка вышла из своего укрытия, нервно поправила волосы, чувствуя, как дрожит голос – второй ее предатель после сердца. – Я никого из вас в свой дом не звала, вы пришли сами и начинаете устраивать скандал.
– Свет…
– Федор, молчи, я сейчас тебе дам свою футболку, ты ее наденешь и пойдешь домой, а рубашку я постираю и потом верну.
– А как же дрова?
Светочка вздохнула, только сейчас посмотрела на Павла, и третье предательство, случившееся за эти минуты, произошло от ее женского естества. Внизу все заныло сладкой тянущей болью, а девушка инстинктивно сжала бедра.
И почему она так реагирует на этого мужчину? Да быть такого не могло, но это происходит прямо сейчас, в ее доме, в присутствии Федора.
Голубые глаза, небритый, козырек бейсболки надвинут на лоб, плотно сжатые губы, вот Павел дернул кадыком, прошелся взглядом по ее груди и ниже.
Да, не зря Светочка надела изумрудный пеньюар, Лаура говорила, что она в нем похожа на императрицу после бессонной ночи с фаворитом. Лаура порой как что скажет.
Соколов сглотнул слюну, не ожидая, что новая встреча с Ягодкой будет таким шоком и принесет последствия в виде возбуждения. Но он неотвратимо возбуждался, чем больше на нее смотрел. Светлая кожа, пухлые приоткрытые губы, веснушки, на шее пульсирующая венка, пышная грудь. Он даже увидел затвердевшие соски сквозь тонкий шелк халата.
Надо было срочно уходить или избавляться от этого Федора
