Гермина Блэк - Любовное кружево

— Вы — артистка от Бога. Вы будете работать. Кажется, в вас есть то, что я ищу.

Неужели это правда? Неужели кто-то может достичь того уровня совершенства, которого требует этот человек? Как бы то ни было — он дал ей шанс. Все это мелькнуло в голове Оливии, когда она решила, что настало время показать Ивану Дуброски, что она не менее целеустремленная натура, чем он.

Так размышляла Оливия, сидя в кресле и невидящим взглядом уставившись перед собой.

— Пора одеваться, мисс Элейн. — Резко обернувшись, Оливия увидела, что костюмерша уже разложила костюм, в котором ей предстоит выйти на сцену. Кивнув, она начала натягивать белое шелковое трико. Внезапно она испытала почти непреодолимое желание убежать прочь из театра. Но это чувство посетило ее всего лишь на мгновение. Она прекрасно знала, что, как только услышит команду «На сцену!», радость творчества преодолеет все страхи. По крайней мере, она обретет способность полностью контролировать свои эмоции.

Оливия не строила никаких иллюзий относительно того мира, частью которого она была, — мира, где правят бал движение и жест. Она знала, что этот мир полон зависти и что даже среди ее подруг балерин немало таких, кто не рад ее возвращению. И вокруг этой специальной постановки уже ходило немало слухов, хотя их старательно скрывали от ушей того, кто сочинил и поставил этот балет. Смешная и драматичная сказка со счастливым концом и не могла быть оценена теми, кто доказывал необходимость «модернизировать» балет и, подобно большинству так называемых интеллектуалов, предпочитал совершенство и «реализм» мифу, романтике и живой, радующей глаз красоте.

Оливия уже оделась, когда в дверь постучали.

Костюмерша открыла. Бросив: «Можно войти?» — и не дождавшись ответа, в комнате появился Дуброски.

От его цепкого, грозного взгляда могла дрогнуть даже суперзвезда. Удовлетворенный осмотром, он кивнул:

— Весьма эффектно. Годится. Вы помните все, что я вам сказал?

— Да. Я сделаю все, что смогу, мистер Дуброски.

Та уверенность, которую она продемонстрировала, показав, что отнюдь не боится его, заставила балетмейстера продолжить в более доверительном тоне:

— Вы должны сделать больше, чем можете. Помните, успех или провал моего балета — в ваших руках. Вы знаете, что говорят о нем?

Она покачала головой.

— Что все это — чистая пантомима. Я ответил: «Не большая пантомима, чем „Спящая красавица“, „Щелкунчик“ и десяток других». Я сказал им, что создаю новую классику. А теперь говорю вам: реализовать это должны вы. Поджилки трясутся? У меня тоже. Но если мы вместе добьемся успеха — значит, вы настоящая артистка, и тогда нам море по колено. — В первый раз за все время его взгляд потеплел. Дуброски протянул руку: — Желаю удачи. Спасибо за ваши пожелания и за ваш подарок.

Перед премьерой Оливия послала ему традиционную поздравительную телеграмму, присовокупив к ней очаровательную фарфоровую кошечку, на которую случайно наткнулась в антикварной лавке. Магазинчик принадлежал ее приятелю, с которым они вместе начинали в балетной школе под руководством мадам.

— И вам желаю удачи, маэстро, — ответила Оливия с такой искренностью, которой даже не ожидала от себя. — И огромное спасибо за предоставленный мне шанс.

— Вы сами завоевали этот шанс хорошей работой. — Дуброски уже развернулся, чтобы уйти, но обратил внимание на букеты и заметил: — Ваши друзья помнят о вас.

— Да. Это очень мило, не правда ли? — Взгляд Оливии непроизвольно задержался на огромном букете нежно-розовых и темно-красных роз. Дуброски тоже оценил его, подчеркнув:

— Вот этот особенно хорош.

— Его прислал мой доктор, — пояснила Оливия. — Он тоже пришел на премьеру, вместе с моей тетушкой. Только благодаря ему я снова смогла начать танцевать.

— Полагаю, он должен быть рад результатам своего труда, — откликнулся балетмейстер, заметив невольную улыбку девушки, и быстро покинул комнату.

«Человек, благодаря которому я снова смогла танцевать», — нахмурившись, повторил про себя Иван, шагая по коридору. Он сделал свое дело, но какое бы это имело значение, если бы не оказался рядом Иван Дуброски, от которого теперь зависит судьба бывшей пациентки этого доктора? Понимает ли этот человек — интересно, сколько ему лет? — что Иван сделал ставку на эту девушку? Балетмейстер сердито тряхнул головой. Укол ревности не имел никакого отношения к области чувств. Как женщина Оливия не интересовала его. Впрочем, все остальные женщины — тоже. Это была артистка, которую он нашел, и сейчас уже ничто не могло помешать ему реализовать свои планы относительно этой девочки. Он не собирался открывать их ей, но про себя был уверен, что именно ей суждено стать основой того искусства, которому посвящено все его существование.

Глава 9

Что происходило после того, когда она сделала первый шаг на сцене, и перед тем, как опустился занавес, чтобы вновь взлететь под шквал бурных, продолжительных аплодисментов, Оливия помнила плохо. Она пришла в себя только в тот момент, когда партнер подвел ее к рампе и они оба стали раскланиваться.

Аплодисменты, крики «Браво!» доносились до нее как сквозь вату. Занавес поднимали шесть раз. Под конец Оливия уже осталась одна на сцене, посылая во все стороны воздушные поцелуи всем этим милым, милым людям, которые столь откровенно давали ей знать, что они в восторге от ее искусства.

Все это было похоже на сон. Оливия даже не заметила, как из-за правой кулисы на сцене появился невысокий человек в вечернем костюме, вызвавший новый взрыв аплодисментов, — автор и создатель этого маленького шедевра, воистину очаровавшего публику.

Дуброски галантно поднес к губам и поцеловал ручку Оливии; поняв, что пора исчезать, балерина сделала последний глубокий реверанс и покинула сцену. Работники театра и коллеги, высыпавшие в коридор, шумно поздравляли ее; кто-то, наверное, и завидовал. Она не слышала, как недовольно переговаривалась небольшая группка людей у нее за спиной.

— Боже мой! Да наш Иван просто волшебник!

— Ага. Осмелиться выйти с таким — в наше время!

— Дорогие мои, нельзя же быть таким реакционером — вся эта сказочная милота …

— В которой намного больше пыли, дорогая…

Но даже если бы Оливия и слышала эти реплики, они бы не испортили ей настроения. Улыбающаяся костюмерша помогла балерине снять прозрачный, с белыми и серебристыми полосами костюм, в котором она танцевала завершающее великолепное па-де-де принцессы. В дверь постучали. Знакомый голос произнес: