Пенни Пенни - В полете фантазий

Тело еще побаливало от бурной ночи любви. Она знала, что память об этом безумстве сохранится в ее сердце навек. Но сейчас ее заглушили дурные предчувствия, предвестники беды, с которыми она проснулась утром. Еще более неприятно было осознание того, как пугающе легко у нее возникла потребность чего-то большего, чем просто наслаждение восхитительным соитием, которое они испытали с Алексом этой ночью.

В глубине сердца она знала, что, возможно, уже поздно, что она уже опасно привязалась к нему.

На блокнотном листке она написала, что прошедшая ночь была великолепна, но им обоим лучше забыть ее, и оставила записку на столе.

Забыть. Вряд ли она способна на это, призналась себе Молли. Не удастся ей, сколь бы ни пыталась, выбросить эту ночь из памяти.

Она решила заняться уборкой и тотчас же принялась энергично тереть раковину. Но лицо ее вспыхивало, когда в сознании всплывали картины этой ночи.

Нужно было потерять голову, чтобы рассказывать ему о своих глупых девичьих фантазиях. Особенно о таких. Совсем не в ее стиле так… так откровенничать, особенно о сугубо личном. Будь на ее месте другая женщина, она бы, пожалуй, оценила подобное как желание порождать в мужчинах вожделение…

Все ее тело напряглось. Нет, сердито уверяла себя она. Она не намеренно провоцировала и дразнила Алекса. Не подталкивала заняться с ней любовью. Согласимся на слове «не сознательно», подсказал неподкупный критик — внутренний голос.

Все прошло, строго заявила она себе. Закончилось. Да ничего и не начиналось. Прошлая ночь была ошибкой, полностью, с самого начала и до конца. И она вовсе не намерена повторить ее. Никогда…

Уже почти восемь. Пора на работу. Надо написать статью о бродягах, которую заказал ей Боб.

Едва войдя в дом, она включила радио и телевизор. Должны же они что-то сообщить о бродягах. Но никаких новостей не было.

Она оставила Алексу и вторую записку, в которой сообщила, что позаимствовала «лендровер» и что ключи он может забрать в редакции. Но, едва открыв парадную дверь и обнаружив медленно курсирующий по улице полицейский автомобиль, она испугалась, решив, что Алекс преднамеренно проигнорировал ее вторую записку и заявил об угоне машины. Правда, эта мысль возникла лишь на секунду.

Интуиция подсказывала ей, что на подобное он неспособен. Хотя… Какой бы ни был он изумительный любовник, это не значит…

Шагая по городу, она заметила, что несколько магазинных витрин забиты досками. Хозяин одного из магазинчиков сметал с тротуара битое стекло.

— Что случилось? — сочувственно спросила его Молли.

— Да все эти бродяги… целая банда. Им здесь не место. Нужно что-то делать… эти лодыри шатаются тут, нигде не работают, большинство из них…

Молли удержала себя от спора с ним и от попыток защитить бродяг. Пришлось сделать героическое усилие. В конце концов, среди них всякой твари по паре, как и среди горожан. Но она ясно понимала, что хозяин магазинчика не в настроении сейчас слушать какие-либо речи в их защиту.

Придя в редакцию, она обнаружила, что и большинство коллег разделяют настроение пострадавшего.

— И этот маленький прохвост объявил, что с меня два фунта, — говорил один из них, когда Молли открыла дверь. — Сначала он прыгнул мне под колеса у светофора. Меня чуть удар не хватил. Потом, когда я выскочил из машины, он заявил, что совсем не пытался украсть пиджак с пассажирского сиденья, а хотел только помыть стекла…

— Возможно, действительно так, — неразумно предположила Молли.

— Без воды и тряпки? — фыркнул рассказчик. — Нужно что-то делать, — нечаянно повторил он слова хозяина магазинчика.

— Нужно что-то делать, — уверенно объявил Боб Флёри, входя в этот момент в редакцию. — Информационная блокада должна, как считают, помешать другим бродягам присоединиться к этим. Полиция уже оцепила район и надеется, что изолирует их и пресечет дальнейшие инциденты в городе. У нас есть пока время разработать подходящую стратегию…

— По закону… — начала Молли, но вынуждена была замолчать, когда злобно заговорил кто-то еще:

— Есть только одна стратегия, которую поймет большинство: нужно объявить им, чтобы они убирались отсюда. Если хотите знать мое мнение, Алексу следовало бы собрать крепких парней, пойти туда и вытурить их, пока они не прижились…

— Хотите сказать, использовать против них насилие? — воскликнула пораженная Молли.

— Есть идея получше? — едко спросил коллега. — Вы были там вчера, не так ли? Вы что, не заметили, что они делают с лесом?

Молли прикусила язык. Возразить нечего, трудно извинить осквернение такого прекрасного уголка природы.

— Они только хотят, чтобы их оставили в покое и позволили жить собственной жизнью, — начала она, но собеседник с горечью рассмеялся.

— Бросьте, — проговорил он. — Этого они хотят меньше всего. Они хотят привлечь внимание прессы и устроить большой скандал. Это подонки; они любят привлекать внимание и создавать кучу проблем. В противном случае не остановились бы здесь, а поехали бы прямо в Литтл-Барлоу…

— Я слышал, что с ними Сильви, сводили сестра Алекса, — вставил один из репортеров.

Все взгляды обратились на Молли.

— Ну, если она там, это многое объясняет, — заметила Люси, секретарша Боба. — Она обожала Алекса, когда их родители только поженились. Помню, она бегала за ним, как хвостик. Ее мать — очень властная женщина, но, несмотря на это, ей постоянно не хватало времени для дочери. Сильви отправили в интернат, когда ее мать вышла замуж за отца Алекса, а прямо оттуда — в университет. Помню, Алекс усиленно советовал ей отложить поступление на год. Он считал, что это будет полезно для нее, придаст уверенности. Но ее мать думала по-другому. Она хотела отправить ее в какую-нибудь швейцарскую школу, но Сильви наотрез отказалась. Похоже, Алекс не особенно удивился, когда она взбунтовалась и бросила университет…

— Она точила зуб на Алекса? — без обиняков спросил один из репортеров. — Думаете, они специально направлялись сюда, нарочно свернули с дороги?

— Насчет зуба не уверена, — ответила Кароль, менеджер по рекламе. — У нее определенно не было причин. Как правильно сказала Люси, она обожала Алекса и ходила за ним хвостом, когда приезжала домой из интерната. Были кое-какие слухи сразу после гибели его отца. Тогда его мачеха решила жить в Лондоне, а Сильви умоляла и мать, и Алекса позволить ей пожить с ним. Если ей и стоит точить на кого зуб, то, надо думать, на свою мать. Хотя у этих надцатилетних девочек чувства всегда хлещут через край — на собственном опыте убедилась, у меня таких трое, — прибавила она с кислой усмешкой.