Рут Валентайн - Фейерверк страсти

— Добряк бессребреник Том. Какой же гонорар вы хотите, милое дитя?

Крессида увидела, что Джереми быстро рисует что-то на оборотной стороне меню.

— Не могу удержаться, — объяснил он, не поднимая головы, — я влюблен в ваше лицо. Оно подобно первому подснежнику, возвещающему о приходе весны после зимней стужи. Пожалуйста, посидите минутку. Мистер Маллинз знает, что вы со мной. Конечно, я заплачу вам гонорар, дорогая. Ваше лицо создано для художника. Мне заказаны иллюстрации к произведению одного весьма популярного писателя. Он был бы очарован вами. Но я не позволю ему даже взглянуть на вас, иначе я вас потеряю. Роман называется «Смерть Красной розы».

Джереми умолк. Он выглядел безобидным и добродушным, но что Крессида знала о нем? Живет в Доме Дракона в подвале, пышно именуемом цокольным этажом, благодаря его вмешательству она оказалась в доме Арабии Болтон, он улыбался Крессиде, рисовал ее портреты и пытался покровительствовать. Он давал советы, вроде бы от чистого сердца, нередко отпускал двусмысленные реплики, которые ничего не значили или, напротив, были многозначительны. Крессида хотела считать его другом, не смея признаться самой себе, как ее привлекает этот стройный красивый мужчина.

Знает ли Джереми, что красные розы — любимые цветы Люси? Догадывается ли, что красные розы ассоциируются у Крессиды со смертью и что минуту назад он зажег в ее душе странный холодный огонь, порождающий страх? Сделал ли Джереми это умышленно или просто хотел заинтриговать? Его замечания были как будто невинными, но все больше усиливали страх, от которого Крессида не могла избавиться весь день…

В этот вечер Дом Дракона был спокоен и респектабелен не только снаружи, но и изнутри. Даусон вежливо постучал в дверь Крессиды — принес хлеб и овощи, которые купил для нее по дороге домой.

— Больше никаких новостей об убийстве. Полиция все еще не нашла преступника, — сказал он тоном, каким кухарки обсуждают цены на капусту. Даусон сообщил также, что его мать чувствует себя хорошо, и попросил у Крессиды извинения за доставленное ей прошлой ночью беспокойство.

У Крессиды мгновенно созрел план.

— Я собираюсь сегодня, когда все уснут, подняться в комнату Люси и поработать. Так что если услышите подозрительный шум, пожалуйста, не волнуйтесь.

— Вы хотите написать о ее жизни? — восхитился Даусон. — Я обязательно расскажу маме.

Расчет Крессиды был прост: чем больше народу будет знать, что она там, тем меньше вероятности, что злоумышленник осмелится повторить свою гнусную шутку.

Крессида поставила Арабию в известность, что собирается подняться в комнату ее дочери. Старая леди вздохнула и понимающе кивнула.

— Не позволяйте Люси завладеть вашей жизнью, дорогая. Я достаточно наказана за свои грехи, но вы слишком молоды, чтобы страдать.

— За грехи? — удивилась Крессида.

Лицо Арабии сразу постарело, словно она сняла маску.

— Не живите слишком долго, девочка. А теперь идите и взгляните на вещи Люси, они скажут вам больше меня.

Похоже, мисс Глори подслушивала: Крессида заметила, как старая дева с непроницаемым лицом шмыгнула к лестнице. Итак, Джереми она сообщила о своем намерении подняться в комнату Люси за ланчем. Значит, только мистер Моретти еще не посвящен в ее план, но это не имело никакого значения, поскольку он все ночи проводит в клубе. Спустившись в холл, Крессида столкнулась со скрипачом, когда он собирался выйти на улицу. Мистер Моретти, одетый в вечерний костюм, выглядел до смешного безликим из-за светлых глаз, бесцветных бровей и белесых ресниц. У него были очень мелкие зубы, и когда мистер Моретти улыбался, то становился похожим на грызуна. Разумеется, он не принадлежал к тому сорту мужчин, которые вызывают трепет в женской груди, — если, конечно, не считать плоской груди мисс Глори. Единственным его достоинством был голос, на удивление приятный и словно бархатный.

— Добрый вечер, мисс Баркли, — кивнул он. — Надеюсь, вас не беспокоит моя игра на скрипке?

— Абсолютно не беспокоит, мистер Моретти. Днем меня почти не бывает, а ночью вы отсутствуете. Я только удивляюсь, почему вы питаете слабость к печальным мелодиям?

— Хочу взять своеобразный реванш за то, что ночи напролет играю танцевальную музыку. Если вдуматься, вся наша жизнь — от румбы до реквиема. — Он галантно раскланялся и вышел за дверь.

Мистер Моретти так бледен, словно кто-то держит его в темной комнате, подумала Крессида и, обернувшись, заметила, что мисс Глори наблюдает за ней, стоя в дальнем углу холла.

Мисс Глори, конечно, влюблена в этого странного человека, ведущего ночной образ жизни. Внезапно Крессида поняла, что симпатизирует и даже завидует обоим. Это, наверное, так чудесно, быть влюбленным, получать удовольствие от мимолетного взгляда, от каждой интонации голоса. И не имеет значения, выглядит твой избранник как король или как гусеница. И тут Крессида сделала открытие, что вовсе не влюблена в Тома и никогда не была влюблена. Она с горечью осознала, что даже не имеет представления о красоте этого чувства и что Том ей не пара.

Теперь она могла написать историю Люси. Крессида инстинктивно чувствовала, что в жизни Люси была сильная романтическая любовь.

В комнате Люси она смотрела на постель, ждущую хозяйку, на свежие цветы, на нить жемчуга, которая, казалось, еще хранит тепло девичьей шеи, на аккуратно сложенный пеньюар… Вдруг Крессида вспомнила последнюю фразу мистера Моретти: «Жизнь от румбы до реквиема». Конечно, он говорил о Люси! Он что-то знает и намекнул, полагаясь на сообразительность собеседницы.

Крессида решила более тщательно просмотреть дневник. Почему в середине прерывалась нумерация страниц? На одной странице запись датировалась третьим апреля, а на следующей стояло десятое июля. Целых три месяца! Что произошло за это время? Какие откровения Люси хранили эти страницы? Кто посчитал за лучшее их уничтожить?

Крессида, дрожа от волнения, ринулась было к Арабии, но передумала. Она представила себе ее отчужденный взгляд и высокомерный тон: «Неужели я могла уничтожить что-то, написанное Люси? Знаете ли вы, чего мне стоило перенести безрадостные дни после ее смерти, найти в себе силы жить?»

Не хватало страниц дневника и не хватало могилы. Интуиция подсказывала Крессиде, что она на верном пути. Девушка начала лихорадочно выдвигать ящики комода: перчатки, чулки, носовые платки, шелковое белье. Где-то среди вещей Люси должен быть ключ к разгадке событий тех трех месяцев.

Тяжелый сладкий аромат роз наполнял комнату. Дом Дракона погрузился в абсолютную тишину.