Александра Скотт - Расставания, встречи...

Эта фраза заставила ее застыть. Он же отрекается от своего единственного ребенка! Единственного? Да знает ли он сам о своих детях, при его-то беспечной и беспутной жизни? До скрипа сжав зубы, она повернулась и взглянула на него.

– Как мило с твоей стороны, что ты хочешь вытащить меня из дома. Будет просто чудесно. Но я, знаешь ли, редко выхожу куда-нибудь по вечерам…

Элли собиралась открыть шкаф, когда почувствовала, что Бен стоит прямо у нее за спиной. Он положил руку на дверцу шкафа и сам открыл ее.

– Ради Бога! По крайней мере имей мужество говорить правду! Я приму все, даже если это не то, что мне бы хотелось услышать. Только не лги. Вчера вечером твой друг доктор поведал нам историю твоей поездки в Лондон на концерт, одной из многих поездок. Так что не говори мне, что ты по вечерам сидишь дома.

Эти агрессивность и резкость были для нее чем-то новым. Раньше Бен таким не был. Элли ощутила дрожь смутного волнения.

– Насколько я понял Чарли остается в таких случаях ночевать с этой… забыл ее имя. И когда возвращалась домой с Дэвидом, ты… ты делила с ним постель?

– Да как ты смеешь! – Ее оскорбило не предположение, что она спит с Дэвидом, а то, что он думает, будто она использует дочь в своих целях. Она вдруг вспомнила, что это из-за него ей пришлось пережить беременность, одиночество, унижения. Если бы не Грег Осборн… Он дал ей дом и законный брак. – Тебе не кажется, что ты несколько забылся? – Губы у нее дрогнули.

– Да знаешь ли ты… – Бен стиснул ей плечи. Злость поднималась в нем неотвратимо, словно прилив. Ему захотелось встряхнуть ее, и он едва сдерживал себя. С усилием он отстранился и сунул руки в карманы брюк. – У тебя самый тяжелый характер из всех женщин, которых я когда-либо встречал.

– Другие женщины всегда доставались тебе легко и совсем не раздражали? – осведомилась Элли с ледяным спокойствием.

Он молчал. Что толку объяснять ей, что это был приступ жгучей ревности при мысли, что она спала с этим?.. Один, два глубоких вдоха, и он снова овладел собой.

– Извини, если я тебя обидел. Я не хотел этого. Я действительно не имею никакого права спрашивать тебя о личной жизни. – Он был даже доволен тем, как спокойно произнес все это. – Если даже ты и спала с этим… с Дэвидом, это твое личное дело, твое и его, и я не имею права на какие-либо комментарии по этому поводу.

– Дело не в Дэвиде. – Голос у нее дрогнул.

– Объяснись.

– Черт тебя возьми, как ты смел предположить, что я способна использовать Чарли, чтобы поразвлечься? Ты даже не представляешь, какую вину я испытываю каждый раз, когда мне приходится оставлять ее даже ненадолго. Это проблема всех работающих матерей – приходится доверять своих детей посторонним. Думаешь, мне это нравится? – Сопротивляясь желанию подойти и толкнуть его, ударить, она смотрела на Бена с яростью. – Только люди вроде тебя, которые в рубашке родились, не представляют себе, что это такое – содержать свою семью. Просто не бедствовать, не говоря уже о достатке. Что ты знаешь о том, сколько времени и сил это требует? Все говорят, что дети работающих матерей заброшены, но никто не вспоминает об отцах и их долге!

– Эй, послушай! – Бен все-таки позволил себе подойти, взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть. – Эй! Я нисколько не сомневаюсь, что ты замечательная мать. И никогда не утверждал обратного. Просто на минутку мне захотелось убить этого твоего врача.

– О Господи, сколько было попущено вечеринок и концертов, и все потому, что не с кем оставить ребенка! Все эти праздники, на которых не можешь веселиться, потому что ждешь звонка от какого-нибудь поставщика, все эти бесконечные проблемы… – Элли уже ничего не слушала, ее понесло. Давно ей не представлялось случая выговориться, высказать все, что накопилось в душе.

– Ладно. – Бен улыбнулся и поднял руки, словно заранее соглашаясь со всем, что она скажет. – Ладно. Убедила. Я сражен. Это очень тяжелая жизнь, и я знаю, что ты прекрасно с ней справляешься. Я также понял, как ты любишь дочь. И все, что рассказывала мне Дженни…

– Дженни? – В Элли все еще кипела ярость. – Что еще она тебе наговорила? Мне совсем не нравится, когда мои друзья обсуждают мою жизнь. Это просто…

– Перестань, Элли. Мы все обсуждаем общих друзей. Кроме того, как я понял, твои друзья тебя любят.

– Что ж… – Она поняла, что снова проиграла, и постаралась сохранить невозмутимость.

– Ничего особенного Дженни не выдала. Она знала, что я проявляю к тебе интерес, а я проявляю его, – и, поскольку ты сейчас одинока, решила, что наше знакомство будет хорошей идеей. Дженни решила оказать мне содействие, зная, что я не какой-нибудь сумасшедший маньяк…

– Она не могла не знать, что я сейчас не собираюсь выходить замуж.

– А кто говорит о серьезных отношениях и тем более о женитьбе? Ты говоришь прямо как викторианский священник. Если уж на то пошло, я тоже не ищу серьезных, продолжительных связей. Я многое повидал, и жизнь отучила меня от романтики, но это не значит, что я похоронил себя и не хочу встречаться с женщинами, которые меня привлекают. Более того, с теми, кто меня возбуждает. Как ты.

Он взглянул на Элли, и между бровями пролегла недовольная морщинка.

– Кроме того, меня интересуют твои отношения с мужем. Или же он был настолько плох, что ты зареклась близко общаться с мужчинами, или настолько хорош, что ты не можешь его забыть.

Элли вздрогнула – еще не хватает обсуждать с ним эту тему! Она отвернулась.

– Ты, конечно, прав, я как-то отстала от жизни, потеряла привычку ходить на свидания. И все сопутствующие навыки…

– Но это не повод, чтобы бояться самой жизни.

– Бояться? – с запалом переспросила Элли. – А кто сказал, что я боюсь жизни? Скорее научилась не терять время и ценить свободу, не обременяя себя лишними сложностями от интимных отношений. Я привыкла сама решать, что для нас лучше, ни на кого не надеясь.

– Да-а… Кто же тебя так ранил, Элли, что ты избегаешь малейшей привязанности, боишься зависимости?

Меньше всего она ожидала такого вопроса от него. Она стояла не в силах ответить и только смотрела на Бена.

А он, в свою очередь, смотрел в эти прекрасные блестящие глаза и чувствовал боль этой женщины как свою собственную.

Ему уже было стыдно за свой вопрос. Слишком настойчивым и мощным оказалось влечение к ней, слишком глубокие струны души затронула она, задела что-то, что нельзя было потрогать пальцем. И привлекала его не только красивая внешность – мало ли смазливых женщин он знал! – это была женщина, созданная для него, для Бена Конгрива. С первой минуты, как увидел ее, он не переставал пытать собственную память, которая постоянно давала осечку, стоило ему подойти к разгадке.