Би Джеймс - Скажи сама...

- Валентина, о чем ты думаешь, когда приезжаешь сюда? - Они медленно брели по берегу. - О чем ты думаешь сейчас?

- Да так, ни о чем конкретном. О всяких пустяках.

- А о Дэвиде ты думаешь?

Валентина напряглась и сделала слабую попытку забрать у него руку. Она понимала, что рано или поздно он заговорит с ней о Дэвиде, но все равно растерялась. Она хотела крикнуть: "Да! Всегда! Только о нем!", но врожденная ирландская честность и прямота не позволили. Это не было бы ложью, но и правдой это не было. Все чаще и в мыслях, и во сне ее тревожили глаза, голос и легкие, такие желанные прикосновения, но они принадлежали не Дэвиду. Она ни за что не решилась бы сказать это вслух, поэтому промолчала.

- Тебя ведь мучили кошмары, когда ты приехала сюда?

- Да.

- Но теперь они прекратились? Ты скажешь мне, когда это произошло?

Женщина обернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

- Зачем? Ты и сам прекрасно знаешь когда.

- Значит, после моего приезда они перестали мучить тебя? Почему?

Валентина невольно сжалась. Почему? Роковой вопрос. Почему она выбрала именно эту работу? Почему в тот страшный день не ее, а Дэвида взяли в заложники? Почему она не смогла спасти его? Почему ее снова начали мучить кошмары? И наконец, почему они действительно прекратились, как только в ее доме появился Рейф Кортни?

- Кто может точно сказать или объяснить? Я не толкователь снов и не психоаналитик. - Несколько минут она молчала, но потом задумчиво добавила:

- Наверное.., я думаю... - И уже твердым голосом проговорила:

- Я уверена, это оттого, что рядом со мной человек, который меня понимает, которому я небезразлична, который готов помочь мне...

Рейф понимал, как тяжело далось ей признание. Она, конечно, знает, что кошмары могут вернуться, да и он не может ей обещать, что они исчезли навсегда. Но, как бы там ни было, они справятся с этим. Вместе.

- Минуту назад ты выглядела почти рассерженной. Тебе жаль, что сны ушли?

- Нет, конечно. Я вовсе не хочу переживать до бесконечности одно и то же. Но я не хочу забывать. Не могу. Не должна!

- Поэтому ты не хочешь простить себя, Валентина?

Интуитивно он угадал: она боится, что со временем смерть Дэвида сотрется из памяти и станет просто одной из неудач, неизбежно случающихся при ее работе.

- Не знаю, - призналась она. - Возможно.

- Простить себя - не значит забыть, Валентина. Это не умаляет утраты. Бессмысленно думать, что, бесконечно казня себя, ты убережешь все в памяти. Она останется с тобой, в твоей дальнейшей жизни.

- Как ты можешь об этом говорить? Ты ничего не знаешь. Не знаешь ни кто такой был Дэвид, ни что он для меня значил, ни как и почему умер. - Она отняла у него руку и резко отвернулась, пытаясь хоть немного собраться с силами.

- Я действительно не знаю всего этого. Но надо быть полным дураком, чтобы не понять, что ты любила его. Надеюсь...

- Боже, какой же ты умный и догадливый, Рейф Кортни! Как невероятно повезло "Маккаллум интернэшнл", что у нее во главе стоит такой прозорливый человек.

- Надеюсь, - спокойно продолжал Рейф, словно не замечая горечи и сарказма ее слов, - что в один прекрасный день ты сама мне все расскажешь. И что когда-нибудь ты простишь себя и сможешь снова начать жить.

- Мне нет необходимости что-либо рассказывать, - взорвалась она. - Ты почти наизусть выучил мое досье и прекрасно знаешь, что и где я делала, когда пришла к Саймону. Время и место вычислить не так уж трудно. Подними газетные архивы, отчеты полиции и морга. Все детали этой печальной истории предстанут перед тобой как на ладони.

- Безусловно, я мог бы, да и теперь могу, это сделать, - невозмутимо согласился Рейф, - но не буду.

- А почему, позвольте спросить? Или тебе доставляет удовольствие мучить меня ради удовлетворения пустого любопытства? - Вот теперь она действительно рассердилась. Ее всю трясло. - Да как ты смеешь копаться в моей душе, Рейф Кортни? Что тебе до моего прошлого? Видеть тебя больше не хочу! - Валентина резко развернулась и бросилась прочь.

Она была так прекрасна в своем гневе - глаза горят, щеки раскраснелись, волосы разметались по плечам, - что у Рейфа даже дух захватило от восхищения и нежности. Надо было удержать ее. Теперь или никогда.

- Постой, - властно приказал он, в последний момент схватив ее за руку. Притянув ее к себе, он нежно добавил:

- Пожалуйста. Не уходи, не отталкивай меня. Я приехал вовсе не для того, чтобы сердить тебя. Обещаю больше ни о чем не спрашивать.

Вся злость, вся решимость убежать моментально куда-то испарились. У нее больше не было ни сил, ни желания сопротивляться его властному тону, нежным рукам, страстным поцелуям, которыми он осыпал ее лицо и шею. Слишком долго она была одинока и несчастна. Да и сколько можно обманывать себя? Она хотела этого сильного красивого мужчину, хотела, чтобы он был рядом. И все-таки, в последнем порыве вернуться к таким привычным скорби и одиночеству, прошептала:

- Не надо, все равно ничего у нас не получится...

- Получится, - по-прежнему не отпуская ее, проговорил Рейф. - Я знаю, как тебе трудно. Но, пожалуйста, дай мне шанс. Позволь мне быть рядом с тобой.

Он взял ее на руки, пронес через сад в дом и первый раз за эти дни переступил порог ее спальни. Но тут решение должна была принять она. И, повинуясь давно уже тлевшему и разгоревшемуся сейчас с неистовой силой желанию, Валентина сама уже притянула его к себе и прошептала:

Возьми меня. Возьми меня прямо сейчас.

Слегка отстранившись, он пристально посмотрел ей в глаза.

- Я не Дэвид, О'Хара.

Валентина медленно, как во сне, подняла руку и провела пальцами по его щеке, губам, подбородку, словно изучая его.

- Я знаю, Рейф. Господи, помоги мне, я это знаю.

- Я люблю тебя, - только и смог сказать он в ответ. - Я знаю место, где тебе будет хорошо.

- Правда? - Валентина обняла его и, улыбнувшись, заглянула в лицо.

Они стояли у окна нагие, наблюдая, как медленно садится солнце и день постепенно превращается в вечер.

- Золотые пляжи тянутся там на мили. Днем море теплое, ласковое, такого же небесно-голубого цвета, как твои глаза. - Он на минуту прервался и, не удержавшись, начал целовать ее томные, усталые, но такие счастливые глаза, потом призывно раскрывшиеся губы и гибкую прекрасную шею. - А ночью в море отражаются миллионы звезд, блестя на воде как бриллианты. Ветер весело шелестит там в пальмовых листьях, и солнце всегда теплое и нежное, как поцелуй ребенка...

- Рай земной?

- Да, Эдем.

- Эдем? - повторила она. - Так ты не шутишь?

Они опять замолчали и стали целоваться, не в силах оторваться друг от друга.

Прямо напротив окна на зеленой лужайке появилась величественная цапля. Походив немного, она поджала одну ногу и, забавно склонив голову сначала на одну сторону, потом на другую, с любопытством посмотрела на них. Засмеявшись, Валентина спросила: