Джоконда Белли - Воскрешение королевы

Моя мать и Беатрис смеялись, словно маленькие девочки, затеявшие какую-нибудь шалость.

— Посмотрим, как оно действует, — заметила королева. — Только отцу не говори, это наши женские секреты.

Мы втроем еще смеялись, когда в каюту с поклоном вошел командир армады дон Санчо де Басан и сообщил, что буря улеглась и подул попутный ветер. С позволения ее величества наутро армада должна была поднять якоря.

Мать вознесла хвалу Господу и дала разрешение на отплытие. Деликатная Беатрис поспешила оставить нас вдвоем. В ту ночь мы почти не спали, понимая, что не скоро встретимся вновь.

— Когда-нибудь ты поймешь, Хуана, как тяжело прощаться с детьми. В минуту разлуки или если твоему ребенку угрожает опасность, само тело, что выносило дитя, восстает против этого, кровь, вскормившая его, закипает в жилах. Но великой любви не бывает без великой жертвы — таков закон жизни. Сейчас меня переполняют радость и печаль. Невыносимо горько терять дочь; и все равно я счастлива, что в борьбе за процветание и величие Испании у меня будет такая помощница.

На рассвете все было готово к отплытию. Королева протянула каждому руку для поцелуя и дала краткие наставления. Наконец настал мой черед. Мать прижала меня к груди, и я услышала удары ее сердца. Как же сильно оно билось! Мы не плакали, просто долго не размыкали рук. Ни одна из нас не проронила ни слова. Мать перекрестила мне лоб. Я преклонила колени и припала губами к ее руке.

Моя мать оставалась на молу, а я на палубе, пока линия берега не скрылась из виду и я не оказалась посреди бесконечного моря, под прозрачным синим небом. За каравеллой, словно за кометой, тянулся пенный хвост. На ветру трепетали разноцветные флажки и гирлянды, украшавшие мачты ста тридцати двух торговых судов. Это было поистине великолепное зрелище. Я чувствовала себя героиней романса, который распевали хуглары[9].

В первое время мы с доном Фабрике и другими придворными подолгу оставались на палубе, любуясь рядами белых гребешков и ловкими дельфинами, которые выныривали из воды по бортам корабля. Суда шли попарно. Моя каравелла располагалась в середине армады. После трех чудесных солнечных дней разразилась буря, и нам пришлось пристать к берегу в английском Портсмуте. Целых два дня я принимала знатных англичан. В гавани наш маленький флот встречала толпа местных жителей. Мы поселились в замке Порчестер, построенном на скале прямо над морем. Он был старый, с темными и холодными комнатами, но гостеприимство хозяев с лихвой восполняло все неудобства. После восьми часов непрерывной жестокой качки мои придворные были все как один зеленого цвета и с трудом держались на ногах. Я легко переносила шторм и на их фоне показалась англичанам удивительной красавицей. Спустя годы я узнала, что сам король Генрих VII приезжал посмотреть на меня инкогнито, поскольку протокол не дозволял монарху оставлять столицу, чтобы встретиться с принцессой. Услышав о моей неземной красоте, он решил увидеть ее воочию. Так я невольно разожгла любопытство короля. Моя сестра Каталина была обещана в жены сыну Генриха, и ему захотелось увидеть отпрыска семейства, с которым вскоре предстояло породниться.

Без приключений преодолев остаток пути, девятого сентября тысяча четыреста девяносто шестого года наша армада пристала к песчаному берегу во фламандской гавани Арнемюйден. Впервые я увидела свою новую родину с палубы шхуны, на которую меня пересадили еще в открытом море. Одна из наших каравелл получила пробоину и затонула. С ней едва не отправились на дно пятьдесят сундуков с моим приданым. К счастью, перед самым отплытием мать приказала перенести их в трюм головного судна, так что ничего не пропало. Людей и багаж с затонувшего корабля разместили на оставшихся шхунах.

— Как по-твоему, Хуане понравилось плыть по морю? Что она чувствовала?

— Восторг. Она впервые чувствовала себя свободной; сильной, соблазнительной. Я хорошо помню это ощущение в детстве, будто тебя нет. Старшие вечно спорили, на кого из родителей я похожа, словно сравнивали копию с оригиналом. Взрослых интересовали только они сами. С Хуаной, по-моему, происходило то же самое. Лишь вдали от дома она смогла стать собой. Как птенец, сломавший скорлупу. Должно быть, потому она так легко переносила морскую качку. Хуана была сильным человеком. Ей нравилось, когда все восхищались ее отвагой и ловкостью. Что до красоты, то о ней судить я не берусь. Я сейчас говорю скорее о себе. Не стану скрывать, мне нравится то, что я вижу в зеркале, но день на день не приходится, все зависит от настроения. По-моему, красота весьма противоречивая вещь. Нам с ранних лет внушают, что она благословенный дар для каждой женщины. Помню, в детстве я молилась, чтобы Господь избавил меня от уродства. Но что такое уродство, существует ли оно на самом деле и справедливо ли считать ту или иную женщину уродливой? А главное, имеет ли это хоть какое-то значение для мужчин?

Мануэль, который сидел наклонившись вперед и опершись локтем о спинку стула, внимательно смотрел на меня. Казалось, он пытается разглядеть во мне чьи-то полузабытые черты. Я хотела поймать его взгляд, но внезапно оробела. Вдруг он с едва слышным вздохом положил голову мне на колени, но, заметив мое замешательство, поспешно выпрямился с покаянной улыбкой.

Я вспомнила, как впервые оказалась в этой квартире. За ужином мы выпили вина, меня клонило в сон, и Мануэль предложил мне немного вздремнуть на диване. Было почти четыре пополудни. Через два часа мне предстояло возвращаться в интернат, но до станции метро «Новисьядо» было всего полквартала. Решив, что вздремнуть десять минут мне не повредит, я закрыла глаза. Я слышала, как Мануэль спускается по лестнице, разжигает огонь, ставит на плиту воду для кофе. Из окна долетал шум воскресного города: обрывки разговоров, автомобильные клаксоны, скрип дверей. Все эти звуки наплывали издалека и почти не проникали за пределы магического круга, в котором я дремала, вытянувшись на диване. Узнав; что я была наедине с мужчиной у него дома, монашки пришли бы в ужас, и все же я была рада, что Мануэль привел меня к себе. Я чувствовала себя взрослой и уверенной. Мне льстило, что владелец квартиры решил разделить свое одиночество именно со мной. Наша дружба казалась мне чистой и целомудренной. Я была слишком наивной, чтобы задуматься, отчего немолодой мужчина ищет общества девчонки вроде меня. Проснулась я оттого, что Мануэль гладил меня по голове. Когда я открыла глаза, он наклонился и легко поцеловал меня в уголок губ. «Просыпайся, малышка», — сказал он нежно. Я долго вспоминала этот поцелуй, чувствуя тревожное покалывание во рту.