Эмма Голдрик - Скрепим контракт поцелуем?

Лори задохнулась. «Наша постель»? Что-то заблокировало ее дыхание, и, хотя врач под рукой, она и не подумает обращаться к нему за помощью. Вместо этого она сломя голову понеслась наверх и стала рыться среди вещей, которыми не пользовалась с тех пор, как умер ее муж. В конце концов, сказала она себе, при таком сложном раскладе сил, уж конечно, не стоит подвергаться риску забеременеть с первых же дней. Теперь в душ и затем в постель.

Старые дедушкины часы в холле прозвонили одиннадцать, прежде чем ей удалось добраться до подушки. Лори крутилась и вертелась в постели. Разбушевавшаяся буря за окном действовала на нервы. Стекла угрожающе дребезжали в разболтанных рамах. Она уже засыпала, когда новая мысль пронзила ее. Ведь прошло уже много лет со времени ее замужества, и она понятия не имела, что предпочитает достойный доктор.

Поэтому она слезла с кровати, закрутила волосы в тугой пучок на затылке, чтобы доктор не запутался в них, поразмыслила над своей прозрачной ночной сорочкой, скинула ее, заменив толстой фланелевой. Не так уж и холодно, но девушка всегда должна быть начеку.

Она все еще суетилась, когда пробило час ночи. Сон бежал от нее как курьерский поезд. Но доктор не приходил.

Наконец, когда большие часы прозвонили два, Лори Майклсон закрыла глаза и заснула. И тут он пришел, как бесплотный дух, привыкший красться по палатам, не беспокоя пациентов. Он постоял возле кровати, наблюдая, как она вертится и крутится, затем подошел к туалетному столику и потрогал коробочки с различными снадобьями, которыми она пользовалась. Пока доктор снимал одежду, оставляя ее там, куда она падала, он продиктовал самому себе маленькое сообщение на карманный магнитофон.

— Напомнить Лори, — шептал он, — что известные приспособления через два года теряют эластичность и должны быть заменены.

На этом совершенно голый доктор с усмешкой акулы на лице забрался в постель. Но прежде чем акула смогла укусить, он провалился в сон. Да, перемены на Джексон-стрит обещали еще немало забот.

Лори пробудилась ото сна, наверное, через час после восхода солнца. Гарри уже исчез, если он вообще приходил. Подушки, примятые на другом краю кровати, были единственным свидетельством. И если он сделал это, когда она спала, она никогда не узнает. Поэтому она села на постели и потянулась. Прибежала Сузи, держа за левую ногу потрепанного медвежонка. На ребенке была наполовину застегнутая красно-белая пижамка, которая немало претерпела на своем веку.

— Вы спали с моим папой, — с осуждением констатировала она.

— Ну, нам надо где-то спать, солнышко.

— В этом доме полно пустых спален, и его — рядом. Полно!

— Но недостаточно матрасов, простыней и одеял, Сузи. А сегодня прохладно. Забирайся ко мне, не хочешь?

Девчушка вначале закинула в кровать медвежонка, затем вскарабкалась сама. Изрядно повертевшись, они устроились рядом. Ребенок был как пылающая на полную мощь печь. Лори слегка отодвинулась, надеясь, что как-нибудь все обойдется. Но Сузи не имела намерения сохранять мир. Она тут же ринулась в бой.

— Знаете что?

— Нет, а что? — спросила Лори.

— Когда моя настоящая мама и папа спали в одной постели, они просыпались утром вместе и начинали бороться.

— Бороться? Ну, я сплю допоздна. Это исключает борьбу ранним утром.

— А папа это любит. Он почти всегда побеждал. А потом он вставал такой бодрый, насвистывал и шел на работу.

— Могу себе представить. А твоей маме тоже нравилось?

— Не-е. Она только делала вид, как будто нравится, улыбалась и все такое, пока он не уйдет. А потом говорила противные слова, ныряла опять под одеяло и вставала в полдень.

Дом погрузился в тишину. Миссис Майклсон вряд ли скоро встанет, но Лори хотелось выпить кофе, и она проклинала экономию, вынудившую их отказаться от прислуги, которая раньше приносила его.

— А почему ты рассказываешь мне все это, Сузи?

— Вы не первая блондинка, которую мой папа приспособил изображать семью. Мне они надоели — то одна, то другая. Представляете? Неделя или две сплошное «Будем друзьями, Сузи», а потом бац — и новое лицо. Я даже не могу припомнить их имен. Поэтому я подумала, что, если мы иногда будем говорить как мужчина с мужчиной, вы сможете избежать некоторых ошибок и, кто знает, может, продержитесь месяц или около того. У вас большие возможности.

— Потому что рыжая, — рассеянно пошутила Лори. — Значит, поговорим как мужчина с мужчиной?

— Угу.

— Начинай.

— Я только что дала вам совет. Папа любит по утрам бороться.

— Понятно. А завтра ты дашь мне новый совет?

— Если вы продержитесь столько, — мрачно сказала девочка. — Не думаю, что вам так повезет. Папа действительно предпочитает блондинок. Может, вам покрасить волосы?

— Я бы очень не хотела, — печально проговорила Лори. — Я здорово привыкла к своим рыжим волосам. Кроме шуток, понимаешь? — Она отбросила одеяло. — Ладно, давай бегом на кухню, и посмотрим, что там можно найти поесть.

— Пошли!

Две пары ног протопали вниз по лестнице, друзья навеки, по крайней мере, в данный момент. И обнаружили сюрприз. К ножке кухонного стола грязной веревкой была привязана дворняжка. Собака была грязнее, чем веревка, и порядком исцарапана.

— Откуда же он взялся? — спросила Сузи невинным голоском, который дети используют в подобных случаях.

— Блохи, — сказала Лори. — Нет ошейника. Нет разрешения. Его следует подвергнуть дезинфекции, окурить, вколоть ему…

— О, только не это, — закричала Сузи. — Он отличный парень. Нельзя заколоть его только потому, что вы не любите собак!

— Я очень люблю собак, — внушительно проговорила Лори. — Очень. Я говорила об уколах. О прививке. Это законное требование. Где ты его взяла?

— На улице. Большая машина выехала из-за угла, и кто-то открыл дверцу и выбросил его. Разве это не ужасный поступок?

— Ужасный, — согласилась Лори. — Таких людей не мешало бы выпороть.

— Как вы думаете, мой папа?..

— Разрешит ли он оставить его?

— Да. Конечно, это ваш дом, и если вы скажете «да», то, уверена, мой папа…

— Ах, моя крошка, ты еще не все поняла. Это дом твоего отца… или будет завтра или послезавтра. А ты — дочь своего отца, то есть твоему папе решать.

— У-ух!

— Да, это так, — Лори на минуту задумалась. — Твой папа был военным, верно?

— Верно.

— Когда я училась в университете в Массачусетсе, я вступила также в Корпус офицеров-резервистов.

— Как вы могли сделать такую глупость?

— Потому что мне были нужны три легких зачета. Так уж у меня всегда получалось. Три легких зачета. И вот я заметила, что офицеры, которые нас учили, не так уж много знают об оборудовании, которое у нас там было. Но они точно знали, что оно должно сверкать и блестеть.