(Не) идеальный отец - Яна Невинная
— Не могу шевать, — отвечаю, да еще и с возвратившимся от волнения от его близости дефектом. — Могу ешть только мягкую пишу.
От разочарования в себе могу лишь молчать и изучать изогнутые изломы в асфальте… Я полный ноль во всем. Абсолютная неудачница.
Тимофей
Несу ее и думаю о том, какая она маленькая, тонкая, хрупкая. Просто невесомая. Я бы и до дома ее донес, пушинку эту болезную. Но убогая родственница, оказывается, полная коробка проблем. И есть не может нормально, и на транспорте ехать. И вот что с ней делать, спрашивается? Что мне конкретно делать с этим грузом? Свалилась как снег на голову.
— На мягкой пище ты далеко не уедешь, — говорю то, что должен, хоть и не испытываю заботы об этом полуребенке. Как она может быть беременна? Она сама себя обеспечить не может. Интересно, какой у нее срок? На языке формируется закономерный вопрос про аборт. Но понимаю, что даже для меня это будет слишком.
Спросить эту зеленую измученную лягушку об этом — значит попросту добить ее.
Ладно, хрен-то с ним! Дотащу ее до дома и избавлюсь от ноши.
— Вставай, — протягиваю руку, и перепуганные глазищи снова смотрят на меня как на монстра. Чего она боится? Разве я такой страшный или сделал ей что-то гадкое? Мог бы и мимо проехать…
— Зачем?
— Домой тебя понесу. На машине ехать не можешь, идти, как я понимаю, тоже.
— Я могу, не надо меня нести, — боевая мышь пытается встать, опираясь на сиденье, но слабые руки подводят, и она валится назад.
Ерошу волосы от нервов и нетерпения, смешивающихся со злостью и растерянностью в едкий коктейль. Он несется по венам, разливается. Я не понимаю, что делать в этой ситуации, кроме как помочь ей. Это-то и ломает. Я же обещал себе избавляться от родственниц, а сам…
Надо быстрее покончить с недужной Варькой.
— Хватит уже, сама ты уже чуть не померла, — ворчливо замечая, наклоняюсь к ней. Подтягиваю к себе, снова подхватывая на руки. Ее тонкие руки оказываются у меня на плечах. Чувствую, как пальцы холодят шею. Она сомкнула их в замок и держится за меня. Дышит мне куда-то в район между плечом и шеей. Ощущение странное. Делаю вдох, и прошибает неясным воспоминанием. Дежавю. От нее так пахнет…
Очень нежный девический запах. Чистоты. Свежести. Сладости. Его невозможно описать, с чем-то сравнить, ведь у каждого свой уникальный запах. Но, если бы надо было дать определение, я бы сказал, что пахнет свежей росой.
И даже здесь эта лимита отличается от моего привычного круга общения. Девки, с кем я обычно общаюсь, выливают на себя весь парфюмерный бутик разом. Не поймешь, чем от них пахнет даже, где их настоящий запах. А от этой мыши пахнет ею.
И какого-то хрена меня от ее запаха ведет. Сжимаю крепко зубы, до ломоты в челюсти пытаясь отрешиться. Сосредоточиться на шагах. Раз-два. Раз-два. Раз-два.
Просто идти. Просто не дышать.
Очередное теплое облачко дыхания долетает до моей кожи, и по ней бегут мурашки. Мурашки! Долбаная реакция на какую-то мелкую девчонку, которую я просто несу. Она не строит мне глазки, не пытается понравиться, она лежит еле живая в моих руках, а я… Реагирую. И что с этим делать, непонятно.
Мне это не нравится! Черт возьми, я вообще не должен быть здесь! Бешусь и от этого намеренно грубо ставлю ее на ноги у порога дома.
— Дальше сама! И возьмись уже за свое здоровье, иначе отвезу в больницу, поняла? — рявкаю на нее, и сам себя тут же ругаю за то, как девчонка сжимается от моего крика.
Кому от этого стало легче?
Быстрым шагом удаляюсь от нее, пытаясь понять, где еще я чувствовал этот запах…
Залетаю в комнату, решая собрать вещи и поехать потусить у Гора. С прошлых моих разъездов еще не позволял прислуге прибираться комнате. Я вообще не люблю, когда влезают в мое личное пространство.
Алевтина Юрьевна просачивается сквозь дверной проем, услужливо улыбаясь. Руки сложены на белом фартуке, прическа волосок к волоску. Всегда идеальна.
— Тимофей, в доме никого, все разъехались. Если вам что-то нужно, я могу помочь.
Замечаю, как неодобрительно смотрит на мой бардак. Но знает, что распекать своих помощниц не за что, ведь все в курсе моих привычек.
— Пусть приберутся здесь.
Хватаю легкую сумку, скидываю туда джинсы, футболки, прочую хрень.
Снова под руку попадается браслетик. Так вот откуда он выпал. Из джинсов, в которых я ходил на вечеринку к Архипову. Провожали учебный год, отмечали выпускные экзамены. Принюхиваюсь к джинсам и футболке. Пахнет хлоркой, да и вещи жамканные, словно высохли мокрыми. В бассейне я, что ли, купался в одежде? Такое вряд ли прошло бы незамеченным. Парни бы мне сказали, да и фотки бы были.
Но сам я ни хрена не помню.
— Постирать ваши вещи? — протягивает забытая мной домработница руки к моим вещам, и я бездумно киваю, но браслетик держу в руке. Сжимаю крепче. Чувствую, что это какая-то важная зацепка. Ключ к событиям той ночи. Нет, напиваться я не буду. Завязал. Не помнить, что ты делал, то еще «удовольствие».
— Алевтина, — почесывая бровь, смотрю на женщину, что воспитала меня с пеленок вместе с мамой. Она точно такой же член семьи, если подумать. — В доме остается только Варя. Проследите, чтобы она поела. Если надо, вызовите врача. Или мне звоните…
Мля, это точно было лишним. Зачем я это сказал?
Глаза напротив меня удивленно расширяются. Явно не это она думала услышать. Но опыт не пропьешь, и домработница не задает ни одного лишнего вопроса.
— Прослежу, Тимофей. А вы уезжаете? Что сказать вашему отцу?
— Я сам с ним свяжусь.
Алевтина уходит, а я, постояв на месте, обвожу глазами свою комнату.
Не пора ли становиться самостоятельным и переезжать в квартиру. Я так боролся за этот дом, но является ли он на самом деле уже моим? Здесь же дышать невозможно! Атмосфера душит.
Выхожу наружу и иду на выход, надеясь не встретить Варю. Не дай бог, внутри родится нелепое желание проследить, чтобы она поела. Этого мне еще не хватало.
— А если… — притормаживаю, заметив открытую