Энн Уил - Младшая сестра

Моменты колебания, когда спорили ее тело и разум, показались Кресси самыми длинными в ее жизни. Еще не успев до конца осознать принятое решение, она услышала собственный голос:

— Уверена, ей будет удобнее в собственной кровати. А что, дуэньи до сих пор существуют? Я думала, в Испании они давно вымерли, как у нас гувернантки.

— Так и есть, — ответил Николас. — Испанские девушки в плане эмансипации не отстают от других.

Подул легкий нежный ветерок, и стало слышно, как над их головами шелестят пальмовые ветви.

— Как на вас действует кофе? — спросил Николас. — Мне он засыпать не мешает, но многие не пьют его после ужина. — А я пью.

Теперь, когда она уже дала ему молчаливое согласие на следующий шаг, Кресси стремилась отсрочить момент, когда окажется в его объятиях. Какая-то часть ее разума так до конца и не согласилась с принятым чувствами решением.

Он понравился ей с первого взгляда. Она тоже вроде бы ему нравилась. Все обстоятельства были подходящими. Так зачем же противиться тому, чего хотят они оба? Некоторые вообще ложатся в постель при первом свидании, и ничего плохого с ними не происходит. Почему она должна быть исключением?

Кресси последовала за ним в освещенную лампой гостиную, где ей на глаза попалась картина над камином. Странным образом она немного успокоила ее. Где, как не в этом прекрасном доме, заполненном прекрасными вещами, она заручится прекрасным воспоминанием на будущее? Люди всегда сожалеют об упущенных возможностях.

Пока Николас наливал кофе из стеклянного кофейника, оставленного Каталиной на огне, Кресси рассматривала картины.

Одна из них оказалась портретом женщины в платье с декольте и в золотой диадеме. Стиль, модный во времена восшествия на престол королевы Виктории. Бабушка Кресси коллекционировала украшения викторианской эпохи и часть оставила ей в наследство. До сих пор у Кресси не было случая их надеть, но в стилях она знала толк, так что теперь могла датировать портрет примерно 1835–1845 годами.

— Кто это? — спросила Кресси, когда Николас поставил две чашки на столик перед большим уютным диваном.

— Это копия работы Стилера, изображающая Джейн Дигби, — объяснил Николас, подходя к Кресси. — Причем интересно, что это выражение беззащитности присутствует лишь на портрете. На самом деле она была очень сильной женщиной, сменившей не одного мужа и огромное количество любовников, прежде чем нашла настоящую любовь и вышла замуж за шейха-бедуина.

— Ух ты, как необычно! — воскликнула Кресси. — Она ваша родственница по английской линии?

— Нет, просто мне очень понравился портрет на одном аукционе. Я тогда еще учился в Кембридже и купил его за двадцать фунтов. Он нуждался в серьезной чистке и реставрации. Потом я навел кое-какие справки и выяснил, кто позировал художнику. Дама была очень строптивой до того, как поехала в Сирию и познакомилась там со своим бедуином. После этого она успокоилась и окончательно исправилась. — Немного помолчав, он добавил: — Вы слегка на нее похожи. Если вы сделаете такую же прическу и задумчиво возведете глаза к небу, то сразу обнаружится сходство, кроме вот этого, — он дотронулся до изгиба нарисованных губ, освещенных светом от жемчужной кожи шеи и плеч. — У вас губы четче очерчены, а глаза больше. Но портреты никогда не дают правильного представления об оригинале. Например, губки бантиком и благочестивое выражение лица почти на всех портретах того времени могут оказаться сущим обманом, как и мрачные улыбки моделей в «Вог».

— Вот уж не приняла бы вас за читателя подобных журнальчиков, — с серьезным выражением лица заметила Кресси.

Он рассмеялся и сделал вид, что собирается ударить ее по плечу, но остановил кулак на полпути.

— Я еще и не такое читаю, когда у меня нет книг. Пойдемте, кофе стынет.

Решив не садиться на диван, Кресси взяла одну из чашек с блюдцем, чтобы продолжить осмотр картин. Она заметила, что Николас поставил также рюмки и две бутылки, одна из которых была с бренди, а на другой этикетке было что-то написано от руки.

— Этот напиток готовит Каталина, — пояснил Николас, заметив, что она рассматривает бутылку. — С пряностями и семенами аниса. Попробуете?

— Совсем капельку, только чтобы понять, на что это похоже.

Он воспринял ее слова буквально и налил в одну из рюмок не более столовой ложки. Кресси поменяла руки, взяв в левую чашку, а в правую — рюмку. Мэгги всегда ей внушала, что не следует кривиться, если тебе что-то не нравится, но было очень трудно сохранить любезное выражение, отпив едкую жидкость с привкусом проспиртованной лакрицы и каких-то неизвестных ей трав.

— Большинство людей считают этот напиток отвратительным, — успокоил ее Николас. — Но мне нравится. А вам я налью немного бренди, чтобы запить неприятный привкус.

Наблюдая, как на сей раз он наливает ей гораздо более щедрую порцию спиртного, Кресси подумала, что сейчас ей это и вправду нужно. Чтобы запить неприятный привкус и чтобы снять растущее внутреннее напряжение.

Да, пожалуй, самое время прекратить прогулку по комнате и устроиться на диване. Оставаясь на ногах, она только оттягивает момент, когда Николас начнет действовать согласно их молчаливой договоренности.

Опустившись на пуховые подушки, она сказала:

— До меня только сейчас дошло, что эта комната в отличие от спален не белая. Что это за цвет? Вроде бы не совсем персиковый…

— Мама называет его светло-терракотовым. Мы здесь бываем преимущественно зимой. Летом же чаще сидим в патио и около бассейна. Зимой белые стены выглядят слишком холодными, поэтому мама нарушила традицию и решила окрасить их именно в этот цвет. Многие, кстати, последовали нашему примеру.

Он сел на диван рядом с ней — не близко, но и не на официальном расстоянии.

— Не удивительно, — согласилась Кресси. — Это чудесная комната… очень успокаивающая.

— Но вас она, кажется, вовсе не успокаивает, — неожиданно сухо заметил Николас.

Кресси неуверенно посмотрела на него.

— Вы изо всех сил стараетесь держать себя в руках, но все равно дрожите как осиновый лист. Почему?

— Н-не знаю, — с трудом вымолвила она.

— А я знаю, — он забрал у нее из рук недопитый кофе и поставил рядом с собственной чашкой на стол. Затем, обхватив рукой ее плечи, придвинул к себе поближе. — Вам кажется, что это происходит слишком быстро… да?

— Да, — согласилась она, чувствуя твердые мышцы его руки и приятный лимонный аромат его одеколона.

— Время — это иллюзия. Пять минут боли кажутся вечностью. А пять минут удовольствия пролетают, как пять секунд. — В его голосе неожиданно появились хриплые нотки, заставившие ее вздрогнуть всем телом. — Вы действительно намерены отложить то, чего мы оба хотим? Или я должен решить за вас?