Адлан - Лия Рой
Кирилл совершенно не понимал, о чем говорил Османов. Последний был похож на безумного, несшего полный бред. Его глаза лихорадочно блестели, дыхание было учащенным, а руки то и дело прижимали Кирилла к себе. Макаров никогда бы не подумал, что он может быть таким — открытым, откровенным, беззащитным, отчаянным…
— Я знаю, что ты не забыл и вряд ли сможешь, я не прошу любви и уважения, я не заслуживаю ни того, ни другого… но не отвергай меня, не вычеркивай из своей жизни, не бросай совсем…
— Что ты несешь? — рвано выдохнул Кирилл.
— Позволь мне быть для тебя кем угодно. Другом, братом, рабом… позволь мне быть хоть кем-то в твоей жизни, Кирилл… я не могу без тебя, — Адлан сглотнул и прикрыл глаза, а Макаров заворожено застыл. Пушистые, темные ресницы причудливо трепетали, язык то и дело облизывал пересохшие от волнения губы, дыхание щекотало кожу, а дурманящий запах окутывал Кирилла, будто пытаясь поймать в свои сети.
Юноше хотелось потянуться к тому, кого так безгранично полюбило его сердце. Хотелось успокоить отчаявшегося мужчину, который был похож на зверя, загнанного в угол. Но в этот угол он загнал себя сам, и Кирилл понимал, что как бы сильно не хотелось обнять и поцеловать этого человека, он этого не сделает.
— Я не хочу… тебя… не хочу ни твоей любви, ни твоих слов, ни твоих объятий. Все. Все закончилось. Я прошу тебя — оставь меня в покое, дай мне жить нормальной жизнью. Если ты действительно любишь, то сделаешь то, о чем я тебя прошу, — Макаров был удивлен тому, что голос его не подвел, а самообладание взяло верх. Его тон был настолько холоден, что любой бы сделал вывод о равнодушии его сердца к терзаниям мужчины.
В какой-то момент, Кириллу показалось, что сильное тело, все еще прижимавшее его к машине дернулось. В глазах мужчины погас тот самый лихорадочный огонь, и он устало выдохнул, отпуская юношу. Адлан казался вымотанным затяжным боем, хотя, вполне возможно, что так и было.
Османов слишком долго боролся с Кириллом, затем с собой, а затем снова с Кириллом. Сил на продолжение у него не было, а Макаров так отчаянно просил его о прекращении, что он не мог противиться этому и дальше. В конечном итоге, он проиграл самому себе.
— Хорошо… — это было сказано так тихо, что Кирилл усомнился в том, что слух его не обманывает, однако взгляд, которым его одарил Адлан, сказал за него все. Кирилл знал точно, что теперь он сдержит свое слово и наконец-то, он сможет быть свободен от этих больных отношений.
— Спасибо.
Глава 12
Зачем Османов во второй раз вернулся в его жизнь? Кирилл был уверен, что для того, чтобы сделать ему еще больнее, чем раньше. В прошлый раз он причинил ему страшную физическую боль, а в этот раз не менее сильную душевную.
Для чего Адлан над ним издевался, Макаров не знал. Если он и правда любил, то почему сразу не оставил в покое? Зачем отвез на тот дурацкий пустырь и наговорил ужасных вещей? Ужасных, потому что они терзали Кирилла по сей день, уже месяц спустя. Адлан снился ему почти каждую ночь, а когда Кирилл бодрствовал, в голове все время крутились его слова.
Повсюду он «видел» Османова, который будто продолжал его преследовать и Кире начало казаться, что он сходит с ума. Понимая, как глупо это выглядит со стороны, он начинал себя корить и упрекать в отсутствии силы воли и мягкости, начинал буквально ненавидеть себя.
Все усугублялось тем, что отец не желал успокаиваться и продолжал вести дело против Адлана, которого грозился засадить за решетку на долгие годы. Теперь Кирилл был уверен в том, что не хочет этого и что этот шаг был простой попыткой обезопасить себя, и возможно, в какой-то мере отомстить. Только мстить тому Адлану, которого он видел в последний раз, ему больше не хотелось, но Влад ничего не хотел слушать.
Возможно, если бы Кирилл был на его месте, он бы понял родителя. Сын был единственным, желанным и заласканным ребенком, ради которого Влад и Ольга жили, трудились и стремились к лучшему. Видеть своего ребенка изуродованным, бояться, что его может не стать, бояться, что он может остаться инвалидом на всю жизнь, и все из-за какой-то глупости… нет, такого Влад забыть не мог. И если сын обидчика простил, то он сделать этого был не в состоянии.
Состояние тревоги не покидало Кирилла, и стресс усиливался сессией, которая свалилась на юношу совсем не вовремя. Впервые в жизни, сдавать экзамены удавалось с трудом, он чувствовал себя вымотанным, все валилось из рук и не один из проектов, за которые он брался не получался стоящим. Кто-то из преподавателей шел на уступки, делая скидку на то, что Макаров всегда был прилежным студентом, а кто-то нет.
Просить помощи или платить, Кириллу не хотелось, поэтому он продолжал себя мучить, заставляя ночами напролет зубрить тексты, которые сейчас казались написанными на японском языке. Макаров и сам не заметил, как пролетело время, и страшное время сдачи экзаменов оказалось позади. После своих «успехов», красный диплом, на который он мог претендовать, остался в прошлом, но если раньше его это волновало бы, то сейчас было все равно.
Жизнь казалось серой и бессмысленной. Ни родители, ни подруги не могли вытащить его из затяжной депрессии, хотя ни те, ни другие не теряли надежды это исправить.
— Даш, оставь меня в покое, я не грущу, у меня все в порядке, — сквозь зубы произнес Кирилл. Выпроводить подругу из дома он пытался уже десять минут, но тщетно. Девушка не поддавалась никаким уговорам и провокациям.
— Нам обязательно нужно куда-нибудь сходить и развеяться! Поверь, неудачи в любви только закаляют, ты становишься сильнее и приближаешься к своей настоящей судьбе! — оптимистично заявила подружка, потрепав Макарова по волосам.
— Кто тебе сказал такую глупость? — хмыкнул Кирилл.
— Кто сказал, кто сказал, какая разница, собирайся, говорю! Мне, между прочим, Филипп твой звонил, интересовался, помнишь ли ты о
