Зубрилка для Чёрного - Екатерина Котлярова
— Слушай сюда, Зубрилка, — хрипит мне в волосы молодой человек. — Сейчас ты натянешь на свою попку джинсы, возьмёшь чемодан и пойдёшь со мной.
— Куда? — вскидываю голову, смотрю в злые карие глаза снизу вверх.
— В мой номер. С этим задохликом я тебя не оставлю.
— Но… Игнат, ты же мальчик…
— Да ты что? — хмыкает иронично. — Ты только заметила, Зубрилка очкастая?
— Зачем ты меня оскорбляешь?
— Одевайся, Катя. И перестань ко мне так прижиматься, если не хочешь лишиться остатков одежды и сидеть на этой раковине.
Как всегда, я не сразу понимаю смысл его слов, потому что к подобным хамским и пошлым намёкам я не привыкла.
— Ты… Какой же ты… — соплю обиженно.
— Какой, Зубрилка моя? М? — обхватывает подбородок и смотрит в красные припухшие глаза. — Когда начинаешь говорить, нужно заканчивать? Какой же я, Катя?
— Ты хам, Игнат. Грубиян, подлец и хам, — выдыхаю зло, дёргая головой и уходя от прикосновения. — Распоряжаешься мной, будто я твоя…
— Как знать, Бунтарёва, — с кривой усмешкой и с каким-то восторгом выдыхает мне в губы Чернышев. — У тебя две минуты на то, чтобы одеться, Катя.
Отстраняется, отходит и складывает руки на груди. Вновь окидывает меня взглядом с ног до головы. Усмехается, склоняя голову и рассматривая рисунок котёнка на моём нижнем белье.
— Если ты не будешь готова через две минуты, поедешь вниз головой на моём плече и с голым задом.
Я задыхаюсь от возмущения. Сжимаю кулаки, топаю ногой.
— Да ты… Ты… Я не позволю с собой так обращаться. Я всё… папе расскажу!
— Этой твари ты позволила обращаться с собой в разы хуже, — всю веселость Игната будто рукой снимает. — Ты или дура, или слишком доверчивая, чтобы не замечать столь очевидных вещей.
— Она… Юля просто…
— Просто сплетни распускает и ржёт над тобой, Зубрилка. Минута, Катя.
И прежде чем развернуться и выйти из ванной комнаты, его огромная обжигающая ладонь опускается на мои ягодицы, заставив подскочить и тихо взвизгнуть.
— Мягкая, — выдыхает со смешком и уходит, а мне остаётся только глазами хлопать и мучительно сильно краснеть.
Я вспоминаю его угрозу, кидаюсь к вещам и быстро натягиваю джинсы, не с первого раза попав в штанину. Следом натягиваю свитер. Беру сложенные аккуратной стопкой вещи и выхожу из ванной. Игнат сидит в кресле, неторопливо потягивает апельсиновый сок из бутылки.
— Котят любишь, Катёнок? — с хриплым смешком интересуется Игнат, рассматривая рисунок на свитере, где белый котёнок играет с мотком шерсти.
— Очень, — признаюсь я с улыбкой.
— Ясно, — хмыкает и криво улыбается.
Допивает сок, кидает пустую бутылку в мусорное ведро, поднимается, забирает стопку вещей из моих рук и кидает в чемодан. Захлопывает его, застёгивает и ставит на колёсики.
— Сегодня я твоя ломовая лошадь, Зубрилка.
— Игнат, я сама.
— Пупок надорвёшь, Зубрилка. В твою сторону дунуть страшно — от любого порыва ветра снесёт.
— Но с чемоданом я сама справлюсь, — говорю упрямо, поджав губы.
Чернышев только губы кривит, открывает дверь номера и выходит, таща за собой чемодан. Мне ничего не остаётся, как пойти за ним. Я смотрю в широкую спину, на мышцы, которые перекатываются от каждого движения. Создаётся ощущение, что молодой человек состоит исключительно из мышц.
Чернышев останавливается у двери через два номера от комнаты Марка. Прикладывает электронный ключ, заносит мой чемодан, ставит в угол, а затем меня затаскивает внутрь, видя, что я застыла.
— Это чей номер? — оглядываю комнату, которая ничем не отличается от тех двух номеров, которые я видела до этого.
— Мой, Зубрилка. Будешь жить со мной.
— Нет. Ты что, Игнат? Ни в коем случае! Я… Я не могу. Ты ведь парень.
Чернышев закатывает глаза и шагает ко мне. Склоняется к уху и выдыхает тихо:
— Зубрилка, ты всё равно окажешься в моей кровати. Рано или поздно. Так к чему сопротивляться?
— Нет. Не окажусь, — я сжимаю кулаки и с вызовом вскидываю подбородок. — Игнат, все эти игры не нужны. Я не стану с тобой… вот это всё делать, — неопределённо машу рукой. — Ты… Ты мне не нравишься!
— Каждый раз одно и то же, Зубрилка. Ты повторяешься. Ты можешь лопотать всё, что угодно. Но запомни одну вещь — этому прыщу дрожащему ты не достанешься.
— Так дело в Марке? — я вскидываю брови и горько улыбаюсь. — Марк хороший очень парень…
Договорить мне не даёт рука, резко нырнувшая мне в волосы и растрепавшая пучок.
— Я. Всё. Сказал. Если ты не хочешь, чтобы я его избил, держись от него подальше.
— Ты не можешь бить всех, кто тебе не нравится, Игнат.
— Кто сказал, что я не могу? Особенно, когда хавальник открывают на моё? — склоняет голову к плечу и зло щурится. Я молчу, не нахожусь, что ответить. — Пойдём на обед, Зубрилка. Подозреваю, что ты часто пропускаешь приёмы пищи.
Он берёт меня за руку и тащит за собой в коридор. Только в лифте мне удаётся отвоевать свою ладонь обратно.
— Как твоя рука, Зубрилка? — кидает небрежно, пропуская меня вперёд, когда лифт останавливается на первом этаже.
— Ещё вчера прошла. Спасибо.
— Шарф ты оставила себе, Катёнок? — понизив голос до интимного шёпота, спрашивает на ухо. — Чтобы
