Энн Саундерс - Круги судьбы

Прежде чем расстаться, они договорились встретиться на следующий день.

— Значит, после боя быков? — спросила Кэти, проникновенно глядя на Аниту. И ничего не добилась, потому что Анита ответила:

— Конечно после.

— А я, — вмешался Эдвард, — не разделяю причуд Аниты. И не собираюсь пропустить событие года. Я зайду за тобой, если ты скажешь, где живешь, а потом, после корриды, мы заберем Аниту из отеля. Договоритесь, где вы будете переодеваться.

— Чего тут договариваться, — сказала Кэти. — Мы вернемся ко мне и переоденемся. И не надо будет возить туда-сюда костюмы. — Она еще прибавила, что семья, у которой она живет, не возражает против гостей во время фиесты, да и в любое другое время тоже.

В эту ночь Анита долго лежала в постели, дожидаясь, пока ее возьмет сон. Тело было расслаблено, но ум продолжал интенсивно работать. День был полон сюрпризов. Как хорошо, что она встретила Пилар и поговорила с ней.

Какая милая Кэти. И Эдвард так думает. Может быть, у них что-нибудь получится?

Ее глаза начали закрываться, пальцы, сжимавшие грубую простыню, разжались.

Как плохо, что они… любят бой… быков.

Матадоры — не спортсмены, подумала она, совсем уже засыпая. Они кровожадные создания, лишенные тонких чувств, и убивают ради неприкрытой выгоды.

Глава 4

Кэти сидела рядом. Им удалось купить отличные места в тени, рядом с президентской ложей.

Обычно Кэти целиком была захвачена зрелищем процессии, о которой возвещали трубы, но на этот раз даже блистательные матадоры не привлекли ее внимания. Конечно, она все знала наизусть. Сначала появлялись служители арены — верхом, разодетые в роскошный бархат. За ними шагали в красивых плащах матадоры — убийцы быков, за ними выходили бандерильеро, а потом — пикадоры, тоже верхом.

Толпа встала, крича и хлопая в диком возбуждении, когда бросили ключ от загона, где помещались быки.

Теперь она позабыла о мужчине рядом с нею — в середину вышел самый лучший матадор со своими помощниками.

Наступил момент ожидания, когда все, словно в страхе, затаили дыхание, потом вбежал бык; замелькали его ноги и хвост, он притормозил, подняв пыль, и гневно засопел. Бык был величественный. Пугающий. Удивительный. Прекрасный.

Помощники сделали первый проход, размахивая плащами, чтобы привлечь внимание быка и заставить его напасть, а матадор следил за движениями животного, в соответствии с ним выстраивая свои действия. Всякая случайность в этом процессе должна была быть устранена.

Матадор шагнул вперед, и толпа дико закричала. Он начал с движения правой рукой, за которым быстро последовали другие — вероника, марипоза. Он хорошо проделал подготовительные движения, каждый шаг его был безупречен. Человек и зверь были равны по ловкости и храбрости.

Кэти выдохнула:

— Оох!

Смертельно опасные рога задели бедро матадора, но его лицо выразило презрение, потому что бык промахнулся, а толпа разразилась приветственными криками. Матадор, актер, победитель — все в одном лице!

Взвыли трубы, крики толпы перешли в визг, когда матадор уходил с ринга, а вместо него выехали пикадоры с длинными пиками.

— Мне эта часть корриды никогда не нравилась, — сказала Кэти, беря Эдварда за руку. — Однажды я видела, как упала лошадь, а помощникам не удалось отвлечь быка, и лошадь была вся страшно изранена. Пикадор побежал к барьеру, но ему очень мешали тяжелые наколенники, и он не успел. Это было ужасно.

Толпа опять громко закричала, и Кэти обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как пика пикадора воткнулась в плечо быка, как раз в толстую мышцу у основания шеи. Разъяренный бык бросился на лошадь, но его рога не смогли пробить ее защитные доспехи. Второй пикадор тоже вступил в дело, чтобы ослабить могучие шейные мышцы животного. Можно было сказать, что сейчас испытывалась отвага быка и теперь должна была начаться вторая половина боя.

Вышел первый бандерильеро, чтобы воткнуть в плечи быка бандерильи, украшенные цветной бумагой; он делал аккуратные шажки в стороны, уклоняясь от рогов. Бандерильеро стремился ослабить шейные мускулы быка еще больше, заставляя его наклонять голову ниже и ниже, в то же время раздразнивая его и готовя цель для шпаги матадора.

Наконец все было готово к последней части боя. Матадор посвятил быка президенту ринга. Его возлюбленная, если таковая вообще имелась, на сей раз не присутствовала, иначе он бы посвятил быка ей. Матадор поменял плащ на меньший, и этот был стянут тонким шнуром, называемым мулетой.

Все замерли в нетерпении. Кэти казалось, что в ее груди — раскаленная печь и дыхание обжигает ей горло.

— Вот увидите, он сделает семь пассов! — в возбуждении прошептала она Эдварду.

Семь раз бык кидался вперед и семь раз утыкался в красный плащ. Он был столь же разъярен, сколь восторжена была толпа. Разъярен, озадачен, ослаблен и встревожен. Настало время смертельного удара.

— Убить быка! — ревела толпа в крайнем возбуждении. — Muerte![4]

Это был самый напряженный момент. Чтобы убить быка, матадор должен был, подавшись вперед, встать между рогов. Он оказывался совершенно беззащитным, потому что не был уверен, что бык вдруг не поднимет или не повернет голову. В этот момент одна отвага служила ему защитой.

Шпага погрузилась в могучее тело, найдя верную точку между лопатками быка. Это был отличный чистый удар. Бык вздрогнул и начал падать. Поклон матадора толпе был несколько поспешен, потому что уже умирающий бык еще не опустился на колени. Послышались крики и ахи, когда бык, последний раз мотнув рогами, до крови оцарапал ладонь матадора.

Матадор гордо вытер ее. Нельзя работать так близко от рогов и не получать ран.

— Ничего, — обратился он толпе. — Простая царапина!

Для простой раны кровотечение было слишком сильным, хотя некоторые поверхностные повреждения кровоточат иногда очень сильно. Конечно, если бы была задета кость, матадор не выглядел бы столь бодрым. Но вот кровотечение уняли благодаря наложенной повязке, и рука тут же вскинулась в небо в жесте несколько преувеличенного торжества.

Кэти повела глазами и встретила взгляд Эдварда, несколько расслабленный от облегчения и радости.

— Президент ринга теперь наградит матадора ухом быка! — уверенно сказала Кэти. — А может быть, он решит, что бой был исключительный, и отдаст ему оба уха. Эй! Ты в порядке?

— Да, — ответил Эдвард. Но когда он поднялся и пошел, то слегка покачивался, как пьяный, и лицо его позеленело.

— Где Эдвард? — Это было первое, о чем спросила Анита.