Элис Маккинли - Забытые истины
– Что выражает тэгук-сам-джан?
– Символ пламени, – уныло отозвался Бен. Перспектива махать руками и ногами до следующего вечера без отдыха и сна его не прельщала, но воля тренера… Короче, назвался груздем, полезай в кузов.
– Точнее, – попросил Чжан.
– Внутри каждого из нас есть пламя, – вяло начал Бен голосом нерадивого ученика, которого приперли к стенке. – Подобно земному огню, оно способно прогонять тьму, согревать, оберегать и давать чувство безопасности. Но, с другой стороны, способно и уничтожать, если выйдет из-под контроля. Иначе говоря, пламя может быть орудием созидания и разрушения. Наш внутренний огонь, наши страсти должны быть подчинены воле и разуму.
Чжан скрестил руки на груди.
– Тебе понравилась женщина, – начал он спокойным вкрадчивым голосом, очень осторожно, словно боясь обидеть. – И как ты попытался привлечь к себе ее внимание? Обидеть, оскорбить, унизить. Желая подспудно созидания, а союз с женщиной всегда строится на нем, ты используешь страсти, ведущие к разрушению. Ничего не напоминает? Нет? А у меня такое ощущение, что мы это уже проходили. Я не настаиваю на наказании. Ты свободен, можешь идти спать. – И Чжан вышел из кухни.
Бен, изумленный и ошарашенный, остался стоять, тупо глядя перед собой. Неужели столько лет упорной работы над собой ничего не изменили в нем? Тренер с безжалостностью палача поставил его перед фактом – все сначала. Все по старой, протоптанной дорожке. А ведь Бен даже не заметил бы, если бы Чжан не заставил его два с половиной часа копаться в себе. Эта маленькая шутка, как ему казалось, абсолютно безобидна… Нет, не шутка. И не безобидная. А все тот же разрушительный импульс, который одиннадцать лет назад чуть не привел его к страшной трагедии.
Бен опустился на стул и уронил голову на руки. Ему стало жутко. Неужели? Неужели он все тот же? Все тот же Бенджамин Рэдл, оказавшийся когда-то на скамье подсудимых и оправданный ловким адвокатом? А ведь с того дня прошло одиннадцать лет…
Стоял тихий теплый майский вечер. Алые лучи солнца проглядывали сквозь листву деревьев, словно атласные ленты, вплетенные в ветви; рыжие облака будто замерли в зареве заката. Люди куда-то исчезли с улиц, но без них было еще лучше. Какое-то сладостное умиротворение было разлито в воздухе, пахло летом и грядущей сухостью.
Бен возвращался домой с тренировки на час раньше обычного – в зале меняли проводку и потому всех отпустили. Организм, впрочем, очень четко чувствовал недостаток физической нагрузки. Ему было откровенно мало, и он настырно требовал еще. Не зря говорят – спорт, если занимаешься им серьезно, тот же наркотик. И Бен уже думал, где бы найти применение избытку энергии. Первое и самое простое решение, пришедшее в голову почти сразу, зайти домой, взять жену и пойти побегать. Берта обычно занималась этим самостоятельно, поскольку Бен после вечерней тренировки оказывался в недееспособном состоянии. Но сегодня обстоятельства сложились иначе. Можно провести время вместе.
И он бодро шагал, любуясь небом, безмятежно покачивающимися одуванчиками, которые пробились в трещины асфальта, и закатным солнцем, еще маячившим над домами.
А еще вспоминались прошлогодние соревнования, безнадежно проигранные. Берта тогда так расстроилась, чуть ли не больше него самого. Но поражение скрасила последовавшая через две недели свадьба, в путешествие, правда, так и не выбрались. Бен уже тогда, в девятнадцать лет, входил в сборную штата, и тренер, разумеется, никуда его не отпустил. А терять место не хотелось. Одним словом, пришлось отложить до лучших времен. А потом начались сборы в Вашингтоне, а потом чемпионат Америки, удачный, впервые давший возможность участвовать в мировом первенстве. Все цеплялось одно за другое. Бен месяцами не появлялся дома. Правда, Берта не возмущалась по этому поводу, говоря, что знала, за кого выходит замуж.
Другими словами, всех все устраивало. И Бен был относительно счастлив. Его любили, его ждали, перед ним открылись новые спортивные перспективы. Чего же еще желать парню в двадцать лет?
Бен открыл дверь и вошел в квартиру. Сначала он даже не понял, в чем дело. Чьи-то ботинки у порога, незнакомая ветровка на вешалке.
– Берта? – позвал он слабо.
В спальне как будто послышался шум, потом звук глухого удара, словно что-то упало на пол.
– Берта! – Все еще ни о чем не догадываясь, Бен толкнул дверь комнаты. – У тебя что-то…
Она сидела на кровати абсолютно голая, лишь успев схватить рубашку, которую теперь нервно теребила в руках. Волосы были растрепаны и закрывали лицо беспорядочными прядями. Это лицо, которое он так любил, которое целовал. Берта виновато опустила глаза, в ее позе сквозило напряжение незавершенности. Пальцы рук едва заметно дрожали. Не успели. Не ждали так рано.
А рядом с кроватью замер полуобнаженный Питер Хаксли, школьный приятель Бена, его товарищ по философским изысканиям. Он довольно часто бывал в их доме, пожалуй слишком часто. Разумеется, раньше никаких подозрений не возникало. Чтобы красавица Берта легла в постель с этим очкариком? Да нет. Исключено. Бен просто не видел в щуплом, сутулом приятеле конкуренции. Официальная версия причины его частых визитов выглядела вполне убедительно: Берта собиралась поступать в колледж и ей нужны были занятия по биологии. Тем более Питер, едва Бен появлялся на пороге, собирал свои аккуратные папочки и уходил, не имея дурной привычки утомлять своим присутствием супругов, которые и так целый день друг друга не видели. Теперь он стоял, согнувшись пополам и держа в руках брюки. Одну ногу он все-таки успел засунуть в брючину, но в остальном выглядел так же, как и Берта.
Сомнений по поводу того, что здесь происходило за пять минут до появления Бена, возникнуть просто не могло. Застал с поличным. Все молчали. Питер еще по инерции пытался надеть штаны. Причем он как-то упустил из виду, что натянул их только на одну ногу, и теперь бездумно пытался застегнуть молнию, совершая автоматические движения. А Бен, созерцая эту отвратительную сцену, чувствовал, как закипает. Никто так и не успел произнести ни слова. Избыток энергии очень быстро нашел себе применение.
Бен налетел на Питера с такой яростью, что уже первым ударом отправил его в нокаут, но этого ему, конечно, показалось мало. Голое беспомощное тело хрустело под градом ударов, а несчастный даже не стонал, потому что сразу потерял сознание. Бен же получал удовлетворение от этого звука истязаемой плоти. Как спортсмен, он знал устройство человеческого организма и с упоением думал о том, какую кость сломать следующей. Этот выродок больше не встанет, никогда не встанет на ноги. И Бен двумя методичными ударами раздробил одну за другой коленные чашечки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});