Эллен Алекс - Страсти у вулкана

Он должен быть только один на всем белом свете. И он должен быть таким… ох, об этом и подумать-то просто невозможно. Он должен быть невероятным и таким нереальным, сотканным из твоих самых тайных грез и мыслей, он должен быть ответом на все твои вопросы миру.

Он должен быть продолжением твоей сути. Он должен понимать тебя так, как не мог понять никто другой. Он должен жить так же, как и ты, думать так же, как и ты, и мечтать о том же, о чем мечтаешь ты.

Вот примерно все мои мысли, которые я набросала в свою тетрадь.

А еще я там записала, что я не из тех людей, которые двигают впереди себя события своей жизни. Нет, я буду, как ослик Иа, до последнего сидеть в своем ветхом домике и обиженно ждать, пока Винни Пух и Пятачок не прибегут ко мне со своими радостными и глупыми новостями и хоть как-то разнообразят и раскрасят в яркие краски весь этот бледный и обыкновенный мир.

Я никогда не двигала прогресс. Я считала, что если я и напишу когда-нибудь самую умную и потрясающую книгу всех времен и народов, то самый главный редактор самого известного издательства тут же вдруг почувствует, что в нашем маленьком неприметном городе эта книга уже написана. И что эта книга ждет не дождется своего сокровенного часа и его, редакторского, теплого и дружеского понимания и участия.

Или если мне суждено было стать судьбой, жизнью и мечтой одного-единственного человека на этой земле, то я и шага не сделаю навстречу ему и никогда даже не попытаюсь оказаться на его дороге. Просто однажды настанет, в конце концов, такой день, когда он сам почувствует мое притяжение.

И где бы он ни был, вблизи, вдалеке, на море или на вулкане, он вдруг почувствует нечто. Он почувствует то, что до этого момента еще никогда не чувствовал. И поймет, что настал его миг и час. И что ему нужно просто пройти по главной улице нашего города и очутиться в самом дальнем его конце. Дальше уже — только дом одной колдуньи, и река, а за рекой лес, наползающий на горы.

И я буду ждать этого момента всю свою жизнь. А если он этого так никогда и не почувствует, то я буду ждать его все равно. Ведь никто, кроме него, мне уже никогда не будет нужен.

2

Весь город ясно видел, что у Марка Роснана и Даниэль какие-то странные взаимоотношения. Но какие именно это были взаимоотношения, точно понять не мог никто.

Ну мало ли там всяких поклонниц его безмерного таланта Марк Роснан встречал на своем усыпанном розами и лаврами пути. И если бы он каждую из своих почитательниц воспринимал более-менее всерьез, то жилось бы ему на этом свете очень непросто.

Это как врач и пациент. Если принимать чужие беды слишком близко к сердцу, тогда это сердце однажды просто не выдержит. И потому врач должен изначально уметь отстраняться и скрывать чувства за беспристрастностью и профессионализмом.

Так же и Марк Роснан. Он уже и так делал огромное дело в этой жизни и выполнял свое нелегкое предназначение, потому что писал такие романы, которые были близки и понятны всем и каждому. И тем самым Марк Роснан уже облегчал чьи-то жизни.

Но не мог же он вобрать в свое сердце всех страстных и увлеченных поклонниц и поклонников, которые были без ума от его романов и считали его самым понимающим, тонким и душевным человеком на земле. Никак нет.

Но с Даниэль он стал чувствовать какую-то странную ответственность. Марк Роснан и сам пока не мог определить в себе это чувство и попытаться выразить его словами.

Когда Даниэль вышла из своего дома в пять часов утра, расположилась на скамейке с пачкой сигарет и зажигалкой и стала пытаться пробовать курить, ей не пришлось долго ждать. Марк Роснан в сердцах бросил свои рукописи, закрыл ноутбук и вышел на улицу.

Он подошел к Даниэль. Даниэль отложила сигареты, скромно сложила руки на коленях и с невинным видом подняла на него глаза. Марк Роснан несколько смягчился.

— А что скажет твоя мама, если она это увидит? — спросил он.

— А у нее окна на другую сторону дома выходят, — ответила Даниэль.

— О мой бог, — только и сказал Марк Роснан.

Он сел на скамейку рядом с Даниэль. Они посмотрели по сторонам.

Над спящим городом потихоньку поднимался рассвет.

— Ты не должна пробовать курить, — сказал Марк Роснан.

Даниэль сдержала торжествующую улыбку и невинно спросила:

— Почему?

— Не должна и все, — сказал Марк Роснан. — Есть вещи, которые не нужно объяснять. Это как нельзя читать чужие письма. А дети не должны пробовать курить.

— Но я уже не ребенок! — взбунтовалась Даниэль.

— Нет, еще ребенок, — спокойно сказал Марк Роснан.

Даниэль задумалась. Так обычно задумываются дети: а что бы они могли от этой ситуации получить?

Марк Роснан наблюдал за ней. Даниэль не могла придумать ничего интересного.

Тогда Марк Роснан сказал:

— Давай так: однажды я исполню любое твое желание.

Даниэль чуть не поперхнулась воздухом.

— А ты не будешь пробовать курить. По крайней мере, не будешь пробовать, пока не вырастешь.

— А когда я вырасту? — осторожно спросила Даниэль.

— Ну, — Марк Роснан подумал, — например, когда окончишь школу.

Даниэль медленно повернула голову и посмотрела на Марка Роснана. Он смотрел на нее спокойно и серьезно.

Даниэль почувствовала, как непонятный жар постепенно стал подниматься откуда-то из недр ее существа.

— Твое желание должно быть разумным, — сказал Марк Роснан.

Даниэль потихоньку обрела способность серьезно разговаривать.

— У меня все желания разумны, — сказала она.

Марк Роснан улыбнулся.

— Искренне надеюсь на это.

— Я не знаю, будет ли стоить мое желание вашего желания его выполнить, — сказала Даниэль, — но я согласна, — тут же добавила она.

Марк Роснан опять улыбнулся.

— Хорошо, будем считать, что мы договорились.

Он взял из рук Даниэль сигареты и зажигалку и выбросил их в урну. Даниэль с мнимым сожалением проследила за его движением.

Но о каком сожалении могла идти речь, если у Даниэль теперь было желание, которое выполнит сам Марк Роснан.

3

Потихоньку наступило лето. Очередной учебный год радостно завершился, так что мы вновь были предоставлены самим себе и наслаждались ничегонеделанием.

Мы ездили на пляж, ходили в кино, читали книги и напрочь забывали о надоевшей за год школе и приставучих учителях. Летом жизнь всегда более-менее отвечала нашим представлениям о счастье и свободе, и это было не так уж плохо.

А в самом начале лета местная телестудия вытянула Марка Роснана на большое и откровенное интервью. И в один уютный теплый вечер весь город припал к экранам телевизоров. Мы даже могли задать ему какой-нибудь каверзный вопрос по телефону. Ведущий шоу метался между нервами писателя по ту сторону экрана и вопросами телезрителей по эту сторону. Нужно было тактично никого не задеть и всех оставить удовлетворенными.