Екатерина Романова - Прекрасная натурщица

Кирилл томился ролью наблюдателя и изо всех сил боролся с искушением подкупить кого-нибудь из щипальщиц хмеля. Ведь им ничего не стоило сообщить Анне о том, что ее ждут. Но такой роскоши Кирилл не мог себе позволить. Все, что угодно, только не угроза репутации Анны! В тот же день поползут слухи, и бедная девушка станет объектом издевательств. Ворота перемажут дегтем в знак того, что блудит с князем, да мало ли что еще удумают!

Кирилл даже испугался того, с какой нежностью размышляет об Анне. Он переминался с ноги на ногу и всячески старался придумать повод не уходить отсюда подольше. Он видел, как вернулся с поля Иван, как распустила работниц Наталья Степановна. И как постепенно, один за другим погасли окна в большом доме. Крестьяне не любили жечь свечи и масло. Они ложились и вставали вместе с солнцем на протяжении всего лета. Лишь в одном окошке виднелся огонек.

Подобрав с земли малюсенький камушек, Кирилл бросил его в освещенное окно. Казалось, что небольшой комочек своим грохотом поднимет весь дом. Молодой князь сам испугался собственной дерзости и пригнулся пониже. К счастью, его старания были вознаграждены. Будто бы ожидая чего-то подобного, из дому робко вышла Анна и направилась к задней калитке своей необычной походкой, которая успела стать Кириллу родной.

Недалеко от калитки, где густая растительность надежно скрывала князя от праведного гнева Аниной родни, Кирилл окликнул девушку. Радость, которая тут же отразилась на ее лице, горячей волной передалась Кириллу.

— Здравствуй, Анна! — прошептал он ей в самое ухо. — Не мог дождаться ночи и пришел к тебе сам. Стоял до самых сумерек неподалеку! Ты даже не представляешь, как я рад, что ты вышла.

— Неужели это ты камушек кидал? — Анна улыбалась.

— Я. — Кирилл засмущался, как мальчишка. — Думал, перебужу весь дом и навлеку на твою голову гнев матери. Больше не буду творить таких безрассудств. Бес попутал.

Анна продолжала улыбаться, и они привычно уходили в глубь тенистых зарослей. Как-то само собой получалось, что княжеская мастерская на окраине заросшего сада стала их тайным приютом.

В этом маленьком деревянном домике Анна спокойно устроилась на диванчике, Кирилл разжег масляную лампу и плотно сдвинул шторы. Низкие огромные окна этого строения были слишком большим соблазном для любопытных глаз. Не хватало еще, чтобы их здесь заметили — наедине, да еще и ночью.

— Сегодня у нас побывал граф! — поделился Кирилл. — Он купил несколько моих картин. Знаешь ли, он показался мне очень милым! У него очень интересная судьба, больная супруга и удивительный вкус. Мои картины нравятся немногим. Уж слишком грустной они отражают жизнь…

Анна просияла от известия о проданных картинах. Казалось, что она самый большой ценитель полотен Кирилла.

— К тому же граф обещал устроить показ моих картин в салоне своей кузины, — добавил князь, хотя не очень верил, что Анна понимает, о чем речь. — Там собирается высшее общество, и мои работы смогут увидеть многие. Покровительство такого известного человека, как граф Мехцебер, может быть очень полезно.

Анна просияла и взяла Кирилла за руку.

— Ты этому рад? Ты ведь хотел бы, чтобы твой талант могли оценить другие?!

— Я не знаю. — Кирилл смутился от ее восторга. — Пока я не слышал ни одного лестного отзыва о своих картинах. Матушка иногда говорит, что я рисую грязь.

Анна наморщила носик.

— «Грязь», в том смысле, что рисуешь людей, которых не должен бы рисовать? Дети нищих, цыгане и крестьянская детвора недостойны кисти князя?

Кирилл снова удивился ее проницательности. Права! Во всем права.

И вдруг его посетила совершенно сумасбродная мысль! При этом мысль была настолько осязаема, что от возбуждения у князя затряслись руки. Он сразу же представил себе свою новую картину. И этой картиной будут восторгаться все. Ни один сноб не позволит себе сказать, что на этой картине изображен человек, не достойный кисти князя.

— Анна! — Кирилл задохнулся от собственной дерзости. — А ты могла бы позировать мне?

Анна смутилась и испугалась. На ее лице красноречиво замелькали чувства, которые она испытывала сейчас. Радость, удивление, недоверие, сомнение, страх… Она не понимала, что за этим может последовать.

— Анна, мне кажется, что я знаю, какой должна быть моя следующая картина! Дело в том, что раньше мои картины были смешны, потому что изображали слишком много боли. Не все аристократы готовы смотреть на боль, а вот красота понятна всем. Я хочу создать нечто, что стало бы связующим звеном между болью и красотой!

Кирилл еще долго и увлеченно рассказывал Анне о том, как бесподобна будет она в качестве живой натуры к удивительной картине.

— Кирилл, ну какая из меня натурщица? Где ты видел слепых натурщиц?

— Нигде не видел! — с жаркой готовностью подтверждал Кирилл. — Именно поэтому ты и незаменима для меня в этом качестве. Анна, пожалуйста! От тебя ведь не будет требоваться больше, чем сейчас. Ты будешь просто приходить ко мне в мастерскую и сидеть на этом же диване! Даже если у меня не получится того, что я задумал, то у тебя будет просто хороший портрет!

— Который я все равно никогда не увижу! — горько скривила губы девушка.

— Знаешь, — задумался Кирилл на минуту, — я мог бы попробовать сделать мазки мягче. Прикасаясь пальцами, ты ощутила бы контур, как у скульптуры например! Я обещаю тебе, что эта картина будет чем-то настолько же необыкновенным, как ты! Чем-то, чего я раньше никогда не делал. И я никогда не продам ее никому. Разве тебе не интересно, что из этого получится?

Анну захватил азарт. Она не хотела себе признаться, что будет просто счастлива, иметь достойный повод приходить в мастерскую снова и снова. Общение с Кириллом было единственным ярким и интересным штрихом в ее жизни. Их разговоры заставляли ее мало спать, много думать и как-то особенно радоваться каждому прожитому дню. Часто Анна боялась, что у Кирилла пропадет надобность в ее обществе. И тогда ее жизнь снова будет полна постоянной и бесцельной борьбой с собственной беспомощностью.

Возврата к прежнему Анна уже не хотела, поэтому согласилась, несмотря на сомнения.

Работа над картиной длилась уже несколько недель. Еще никогда Кирилл не создавал ничего стоящего настолько быстро. Анна приходила в мастерскую каждый вечер, и оба уже настолько привыкли к этому, что почти не таились. Иногда осторожность проскальзывала в поведении то одного, то второго, но они даже начали стесняться этой осторожности. Их нежная дружба стала казаться обоим настолько чистой и возвышенной, что прятать ее было все равно что сознаться в несовершенном преступлении.