Вера Копейко - Ночная воровка
— Да, она была итальянская.
— А теперь испанская, но вареная.
— Эта вкуснее, — ответила Надя.
— Здесь очень умелый повар, — заметил Найк.
— Знаешь, я, в общем-то, не прочь стать вегетарианкой, если все эти заморские травы и овощи будут доступными. — Надя отодвинула тарелку.
— Вот к этому я и стремлюсь, — сказал Найк. — Тогда можно смело все оружие, которое создано для охоты, выставлять для восхищения и любоваться им.
Она кивнула.
— Надя, я не расспрашиваю тебя об экспозиции не потому что мне не интересно, наоборот, я сгораю от любопытства. Но я хочу, чтобы ты сделала ее сама. Я полагаюсь на тебя. Я доверяю тебе. Поэтому не сочти мой вопрос за попытку проверить. Мне просто интересно, как ты придумываешь экспозицию?
— Во всем и всегда я отталкиваюсь от цели.
— Ты не романтик?
— Я самый настоящий прагматик, особенно когда речь идет о деле. Понимаешь, даже в самом романтическом интерьере, если присмотреться, есть свой порядок. Иначе — хаос. А что касается коллекции, тем более оружия, к ней можно подойти по-разному. Какую цель видишь ты, выставляя все эти прекрасные образцы на обозрение?
— Я хочу показать, каким сообразительным существом является мужчина по своей природе, — засмеялся Найк. — Каким мастерством и смелостью обладает — он способен пойти на свирепого зверя с арбалетом, одолеть его, не прибегая к огнестрельному оружию. Нужна недюжинная сила и ловкость, чтобы завалить зверя и добыть пропитание семье. Я верно говорю, пропитание?
Надя улыбнулась.
— Да, но несколько старомодно.
— Понял. Я куплю себе словарь нового русского языка.
— Ох, только прошу тебя, покажи его сперва мне. Ладно?
Найк засмеялся.
— Такой я уже купил. Но у меня не задерживаются в голове те слова, которые в нем собраны, ты ведь знаешь, язык без среды мертв.
— Ты прав. Ну так вот и оружие без особенной среды мертво, поэтому я сперва выясняю цель экспозиции и осматриваю место под нее. Вещи я располагаю так, чтобы они вызывали восхищение. Я много времени трачу на выбор света. А вот если бы целью выставки было стремление показать историю развития оружейного дела, дать материал для истории культуры, тогда располагать экспонаты следовало бы в хронологическом порядке…
— Понимаю, я согласен с тобой. Но мне кажется, что в какой-то мере и наша камерная выставка будет просветительской. Многие люди никогда не видели арбалета даже на рисунке.
— Конечно, ведь только восхитившись чем-то, ты стараешься узнать побольше о том, что привело тебя в восторг. Если новый знакомый тебе не нравится, не интересен, то тебе не хочется узнать о нем все.
— Пожалуй. О госпоже Федориной, например, мне почему-то не хочется ничего узнавать. — Найк помолчал, пожал плечами. — А о тебе мне хочется узнавать все больше, день ото дня. Но ты не слишком-то рассказываешь.
— Я работаю, я занята. — Надя улыбнулась, а сердце дернулось, но она уже научилась держать его на коротком поводке, свое сердце. Это в прошлом оно было у нее словно на гибком шланге, вроде того, с помощью которого она на днях подсоединила новую газовую плиту к трубе.
Найк ухмыльнулся.
— Понятно. Итак, значит, сперва восхищение публики, потом просвещение. Еще что ты скажешь?
— Я считаю, эта экспозиция должна восприниматься как сугубо частная коллекция и походить на собирателя. У нее должен быть твой характер.
— А ты его уже поняла?
— В какой-то мере, но даже не по тебе, а по собранному тобой оружию.
— О’кей. — Он не стал расспрашивать, что именно Надя открыла в нем, в его характере, но хотел услышать продолжение.
— У тебя нет старинных отремонтированных вещей, как часто бывает в личных коллекциях. Ремонт заметно снижает ценность вещи. Я считаю, старую вещь лучше оставить в том виде, в котором она тебе досталась, а рядом поместить рисунок, где она изображена в первозданном виде. Можно выставить имитацию, копию. Самое ужасное, по-моему, когда видишь рукояти мечей и шпаг со вставленными в них стальными полосами, которые только издали кажутся настоящими клинками. — Надя даже передернула плечами. — Ты очень правильно хранил свои вещи, должна тебе сказать. Ни ржавчина, ни ярь-медянка, ни гниение не тронули твою коллекцию.
Найк довольно кивал.
— Да и мои предки тоже относились с пиететом к вещам. Они хранили их в сухих и светлых комнатах. Если арбалет отделан слоновой костью…
— …а слоновой кости нужен свежий, но не влажный воздух, — закончила за него Надя. — А если кость со временем приобретает коричневатый цвет… — Она многозначительно посмотрела на Найка, но тот молчал, позволяя ей самой закончить фразу. И она закончила: — Ее надо поместить под стеклянный колпак или между оконных стекол, на солнечном свету она постепенно посветлеет.
Он широко улыбнулся и поспешил добавить:
— Но если надо очень быстро осветлить слоновую кость, то поможет мыльная вода или бензин.
— И известковая пыль, которой надо натереть кость после. — Надя засмеялась.
— Тебе не кажется, что чем больше мы сравниваем наши вкусы и познания, тем больше обнаруживаем сходства? — Найк посмотрел на нее, потом на швейцарские стальные часы на своем запястье и сказал: — О, нам пора. Едем.
На обратном пути, сидя в машине, которая плыла в уличном потоке, словно четырехпалубный корабль среди прогулочных катеров, глядя на дома, мелькавшие за окном, на прохожих, Надя чувствовала себя странно. Она ела заморскую спаржу, ехала в невероятной машине, все вокруг казалось иным. Конечно, если бы ей было лет двадцать, она отнеслась бы к этому как к чему-то естественному — в ранней юности кажется, что тебя позвали в эту жизнь на прекрасный пир, которого ты достойна. Но опыт, приобретенный за прошедшие десять лет, уже не позволял так думать.
Человек, рядом с которым она сидит в роскошном автомобиле, не похож на знакомых мужчин. Если проводить аналогию с выставкой — а, в общем-то, она занимала в голове Нади самое большое место в данный момент, — то они с ним — экспонаты, демонстрируемые в разных выставочных пространствах. Найк Гатальски похож на предмет из частной коллекции и выставлен для восхищения. А она, Надя Тавранчук? Она — единица общественной коллекции, а такие экспонаты выставляются со строго историческими, просветительскими целями. А значит…
Она не успела додумать мысль до конца, как Найк подрулил к подъезду дома на Патриарших.
— Я уверен, у нас получится прекрасная экспозиция. Потому что мы видим вещи одинаково. Пока, — сказал он и прикоснулся губами к ее щеке. Надя подумала, как хорошо, когда в машине тонированные стекла. — Я позвоню вечером.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});