Морячка с Кавказа - Нина Александровна Иконникова
7
Утром сразу же пошла на причал. К сыну в госпиталь проститься не зашла, боюсь при нем расплакаться. Но Игорек стоит у парохода, крутит головой, боится меня пропустить. На моем мальчике красивая морская форма. Сильный порывистый ветер задирает полы шинели. Какой же он высокий и худенький! От вида этой одинокой тоненькой фигурки мое материнское сердце предательски защемило. Как мне жалко расставаться с ним! Но, взяв силу воли в кулачок, голосом уверенной в себе женщины спрашиваю:
– Сыночек, зачем ты сюда пришел? Все будет нормально, не переживай за меня. Ты себя береги. Знаешь же, что мы с тобой здесь одни, – обнимаю своего мальчика и всеми силами стараюсь не заплакать.
Еще бы! В его глазах я железная леди. И он даже не догадывается, как я боюсь за него, оставляя совсем одного в чужом городе на длительный срок.
– Мам, я буду ждать твоего возвращения, и встречу тебя с рейса. А мне госпиталь гитару подарил, – тут же делится новостью мой взрослый ребенок.
– За что?
– Не за что, а для того, чтобы я у них служить остался. Меня к кардиологическому отделению прикрепили. Даже отдельную палату дали, с телевизором и холодильником. Как в гостинице живу. Мне нравится.
– Ну, вот и хорошо. Служи мой мальчик, не подведи. И жди меня. Я скоро вернусь, – нежно поцеловала его, и твердой походкой не оглядываясь, пошла к трапу.
Обернуться назад и посмотреть на сыночка мне хочется. Но нельзя, разревусь. Я, конечно, сильная женщина, но не в такой же степени! Знал бы мой мальчик, как мне все страшно: оставлять его одного на берегу, идти в море. Выросшая в горах, я сегодня совершаю невероятно отважный поступок. И если кто-нибудь из знакомых из Грозного узнает о моем почти героическом шаге, не поверят. Но с другой стороны – эта храбрость от безысходности. Интересно, меня наградят после рейса орденом за мужество? Ну, ладно, я согласна медаль. Повеселев от этой глупой мысли, быстрым шагом иду на свое рабочее место.
Пришла на камбуз, а в воздухе почему-то витает тяжелый запах перегара. Я не успеваю удивиться этому новшеству, как замечаю, что на стуле сидит женщина. Это, судя по всему, мой начальник – шеф-повар. На морском языке – кок. Выглядит она, мягко говоря, непрезентабельно: неопределенного возраста, высокая, худая как щепка, с сероватым цветом лица. Отекшие глаза, наверное, зеленого цвета, довольно мутные. У нее неряшливый вид, прическа могла бы больше походить на прическу. А не на непричесанную паклю рыжего цвета.
– Тю, ты кто? – спросила у меня.
– Меня зовут Виолетта, – очень вежливо, почти как жена дипломата, представляюсь.
– Виолетта, – с явной издевкой в голосе передразнила меня.
– А вас как зовут? – пропуская мимо ушей это откровенное хамство, пытаюсь навести мосты дружбы между нами.
– Меня никак не зовут. Я сама прихожу, – зло, очень зло отвечает женщина. – Галя я. Твоя начальница. Въехала, интеллигентка? Мне муж говорил, что очень хорошая у меня помощница. Но ты же интеллигентка! Тьфу, – она плюнула на вымытый мною до зеркального блеска вчера вечером пол.
– А кто у вас муж? – делаю вид, что разговор идет нормально. И плевка якобы не заметила. Но мне так противно.
– Боцман у меня муж. Мы вместе с ним в плавание ходим. А твой хахаль кто?
Оторопев на секунду от такого грязного слова «хахаль», все-таки спокойно отвечаю:
– Никто. У меня есть жених, он доктор наук. Преподает в университете. Ждет меня на берегу.
– Жених на берегу, а ты, значит, здесь по мужикам шарить будешь?
– Почему вы так со мной разговариваете? Что я вам плохого сделала? –с огромным трудом держу себя в руках. – Я пришла сюда работать, а не по мужчинам бегать. Мне деньги нужны.
– Да кому же деньги не нужны? Всем нужны. Но я очень ненавижу интеллигенток, – шипит она, и смотрит на меня испепеляющим взглядом своих тусклых зеленых глаз. – Понимаешь, ненавижу.
– Понятно. Ну, что ж, всем хорошим не будешь. Что мне делать? –продолжаю разговор, хотя у самой от такого «горячего» приема настроение совсем упало.
– Так, почисть мешок картошки, пять килограммов лука, полмешка капусты, моркови и свеклы тоже по полмешка. Хлеб тоже ты печешь. Но пока обед на плиту не поставлю, помогаешь мне. У нас четырехразовое питание в две смены. Еще есть и ночная смена, ты накрываешь только на день. А после убираешь кают-компанию и камбуз на ночь. У тебя двенадцатичасовой рабочий день, с четырех утра до четырех вечера. Понабирают тут, ничего не знают. Поняла, интеллигентка? – в ее речи это слово слышится каким-то грязным, нецензурным.
– Да, – кратко отвечаю и начинаю работу в быстром темпе.
Прачка выдала мне белоснежный халат, чистый фартук и колпак. Я удивляюсь, как здесь все приспособлено для длительного плавания. Прачка в прачечной стирает всем, но если ты хочешь что-то постирать себе отдельно – пожалуйста. Есть огромные холодильники, морозильные камеры. Можно на берегу купить все, что хочешь и положить в холодильник или морозильник. А потом, в море, будешь лакомиться припасами с берега. Меня никто об этом не предупредил, а, впрочем, денег на деликатесы у меня все равно нет.
Вот и настало время выхода в море. Пароход отшвартовался от причала порта и величаво устремился в открытое море – в район промысла. Море встретило корабль неприветливо: штормом, ветром и сильной качкой. У меня сразу же возникло ощущение, что судно превратилось в крошечную страну, затерянную в море. И как же страшно от того, что полы уходят из-под ног, нет твердой опоры. Из-за этого ощущения пустоты меня начинает тошнить.
Так состоялось первое знакомство с морской стихией. Здесь никого не интересует, как ты переносишь качку, с тебя ждут только сделанную работу. Работать нужно всегда, даже если от глотка воды тошнит. Потому что корабль – это не институт благородных девиц. Команда у нас теперь сто восемь человек, отдыхать некогда. На корабле все расписано по минутам, как в армии. Не зря капитана зовут командир, и все слушаются его беспрекословно.
Ровно в четыре утра ставлю опару на тесто. Затем чищу горы овощей, надраиваю кают-компанию, камбуз.
– Галя, выдай мне, пожалуйста, сливочное масло. Сегодня воскресенье, хочу булочки команде испечь. Их обязательно
