Кейт Хьюит - Ты только моя
– Думаю, – тихо сказал Халиль, – что народ Талии на самом деле очень вас любит. Я уверен, вы хорошая королева. И так преданы своим подданным.
Елену затопило приятное чувство от искренности, с какой были сказаны эти слова. Оказывается, когда в тебя верят, это значит так много…
– Я стараюсь, – тихо сказала она. – Я знаю, что делаю ошибки, но я люблю свою страну. Я хочу соблюсти традиции, но в то же время привести ее в двадцать первый век.
– И как, удается это вам?
Елена застенчиво опустила взгляд: она не привыкла говорить о своих достижениях. Их чаще всего не признавали – совет, во всяком случае.
– Немного. Я внесла несколько новых предложений, чтобы защитить права женщин. Инициировала пересмотр национальной учебной программы для начальных школ. Образование в Талии было одним из ее самых слабых мест.
Халиль ободряюще кивнул, и она продолжила:
– Я также положила начало ежегодному фестивалю национальной музыки и танца. Это важно. Вы же знаете, что Талия названа так в честь музы поэзии… Конечно, это не так уж много.
– Зачем принижать свои достижения? Другие люди легко сделают это за вас, уж это я теперь точно знаю.
Елена пристально посмотрела на него, не отводя взгляда. Она чувствовала невероятную солидарность с этим человеком, который сперва был ее врагом. Они так похожи. Они понимают друг друга гораздо больше, чем можно было ожидать.
– А этот Маркос – у него достаточно полномочий устроить голосование?
– Увы, да. Наша конституция гласит, что монарх не может принять закон, не одобренный большинством членов совета. И совет не может провести закон, не одобренный королем или королевой. Но есть один важный нюанс: если Совет проголосует за что-то единогласно, монарх вынужден будет согласиться.
– Даже на собственную гибель?
– Такого за тысячу лет еще не было ни разу. – Она снова отвернулась, опасаясь, что он увидит страх и стыд на ее лице. Страх, что с ней-то первой это и произойдет. Стыд, что она не была достаточно сильной, чтобы сохранить корону и сдержать обещание, которое она дала своему умирающему отцу.
«Ради Талии, Елена. Ты должна жить ради страны и короны».
– С вами этого не случится, Елена. – Уверенность в голосе Халиля была заразительной. – Вы слишком сильная для этого.
– Спасибо, – прошептала она.
– Вы слишком многое перенесли для столь юного возраста, – продолжил Халиль. – Вы же единственный ребенок в семье? Титул в любом случае перешел бы к вам?
– Да, хотя родители какое-то время надеялись, что у них будут еще дети. Мальчик. Но у мамы все время были выкидыши.
– Это трагедия.
– Да. Думаю, именно поэтому они так меня оберегали и защищали.
– Души не чаяли?
– Не совсем. – Она подумала, как мало на самом-то деле она видела родителей. – Ограждали от внешнего мира. Я не ходила в школу до тринадцати лет. А когда наконец пошла, чувствовала себя неловкой, подавленной, ужасно застенчивой. Не слишком хорошее начало. Я долго не могла привыкнуть.
– А затем вы в юном возрасте стали королевой.
Халиль снова наполнил вином ее бокал. Первый она уже осушила – для храбрости, видимо. Встретив его взгляд, она сделала еще глоток.
– В девятнадцать лет, – сказала она и почувствовала, как алкоголь согревает ее внутри, успокаивая нервы.
– Я знаю, что ваши родители погибли от бомбы террориста, – тихо произнес Халиль.
Елена кивнула. Она боялась говорить и даже думать об этом ужасном дне, ненавидела воспоминания об остром запахе дыма, резкой боли от битого стекла на своих ладонях, звоне в ушах – все это до сих пор заставляет ее вскакивать по ночам в ледяном поту.
– Простите. Я знаю, что это такое – рано потерять родителей. Должно быть, вы очень скучаете по ним.
– Да.
– Звучит не очень уверенно.
– Конечно же нет! – Елена закусила губу. – Просто я на самом деле не так уж хорошо их знала. Они были вдалеке от меня большую часть времени…
Мне не хватает воспоминаний о них именно как о родителях, если вы понимаете, о чем я. Мы не очень напоминали обычную семью. Наверное, это странно звучит.
Халиль покачал головой.
– Вовсе нет, – сказал он, и Елена задумалась, тоскует ли он по идеальной семье, по любящим родителям, которые могли бы поддерживать его даже сейчас.
Халиль наклонился к ней, убрал выбившийся локон за ухо, слегка коснувшись пальцами щеки.
– Вы стали такой грустной, – мягко сказал он. – Простите, что вызвал плохие воспоминания.
– Ничего. – Пальцы Халиля задержались на ее щеке, и ей внезапно захотелось, чтобы он не убирал их. Чтобы он поцеловал ее.
Ее губы инстинктивно разомкнулись, взгляд остановился на его губах. Интересно, какие они на вкус. Каково это – коснуться их своими губами. Она никогда не целовалась по-настоящему прежде, что внезапно показалось ей нелепым – в двадцать три-то года. Но учеба в монастырской школе и восхождение на трон в девятнадцать лет не позволяли ей даже думать о романтических отношениях. Ни возможности, ни большого выбора подходящих партнеров для царствующей королевы не было.
Но и сейчас вряд ли стоит думать о поцелуях с Халилем. С трудом она оторвала взор от его губ и взглянула прямо в его глаза цвета расплавленного золота. Его пальцы замерли на ее щеке, большой палец заскользил по подбородку. И Елена поддалась, ее сердце отчаянно забилось под этим волшебным натиском.
И тут Халиль отдернул руку от ее лица и откинулся на спинку стула.
Разочарование и смущение от совершенной ошибки накрыли Елену с головой. Она тут же заговорила, чтобы скрыть свою слишком явную тоску.
– Очень вкусно, – указала она на тарелки с едой. – Довольно сложные блюда для лагеря в пустыне. – Она продолжала уводить разговор в сторону от опасных тем, хотя теперь каждая тема казалась опасной. Все, связанное с Халилем, было опасным.
Желанным.
– Зачем же жертвовать комфортом, – сказал он, делая глоток вина.
– Наверное, вы чувствуете себя в полной безопасности, раз все сделано так на совесть.
– Елена, это шатры. Мы можем сняться с места за двадцать минут.
– Откуда вы знаете все эти тонкости, если выросли в Америке? Все эти повстанческие штуки? Палатки, лошади… – Она понимала, как глупо все это звучит, и пожала плечами, не то извиняясь, не то защищаясь. Господи, помоги, в ней уже два бокала вина, и она почти пьяная.
– Я семь лет служил во Французском Иностранном легионе, и к такому образу жизни мне не привыкать. Это была хорошая школа.
Елена подумала, что, должно быть, все в его жизни было школой, подготовкой к тому, чтобы стать шейхом, чтобы отбить трон у сводного брата, который его не заслуживает.
Азиз… Почему она сейчас едва может вспомнить его лицо? Она собиралась выйти за него замуж, и вот теперь не помнит даже звука его голоса.
